Предисловие к книге «Стойкость Духа.
Письма Б.Н. и Н.И. Абрамовых к Н.Д. Спириной» (2017)

Публикуется по изданию: Стойкость духа. Письма Б.Н. и Н.И. Абрамовых к Н.Д. Спириной. 1961–1972. Новосибирск: ИЦ «Россазия», 2017.

 

От редакции

 

Уважаемые читатели, вы держите в руках книгу, в которой опубликованы письма Бориса Николаевича Абрамова к его духовной ученице Наталии Дмитриевне Спириной, ставшей духовным наставником для многих людей, основателем рериховского движения в Сибири, руководителем Сибирского Рериховского Общества, инициатором создания двух музеев Н.К. Рериха.

Письма охватывают период с 1961 по 1972 год – тяжелейший отрезок времени, прожитый Борисом Николаевичем после возвращения на Родину. Его очень сдержанные описания жизненных перипетий дополняются свидетельствами Нины Ивановны Абрамовой, часть писем которой также вошла в это издание.

Письма Б.Н. Абрамова к Н.Д. Спириной – это на первый взгляд обычные письма, написанные человеком, абсолютно доверяющим своему адресату. В них обсуждается множество вопросов: интересные публикации в журналах, книги, привлёкшие внимание, новости в стране и в мире, открытия в науке, способы лечения болезней и многое другое. Конечно же, Борис Николаевич посылает Наталии Дмитриевне фрагменты своих Записей. Опасаясь вскрытия писем, он очень осторожен. Так, в одном случае он пишет: «Вот Вам выписка из одной книги Рабиндраната Тагора, Вашего любимого писателя и поэта...», во втором – «Один философ говорит...», в третьем – «В семьдесят лет разное в голову приходит, так что не удивляйтесь...» и так далее.

В переписке затрагивается большой круг лиц – как общих знакомых и друзей по Харбину, так и новых, приезжавших к Абрамовым в Венёв из Москвы и других мест. Практически обо всех, кто упоминается в письмах, в книге даны краткие сведения, и только малая часть имён осталась без пояснений.

Подчеркнём важнейший аспект: письма Б.Н. Абрамова – это бесценные свидетельства, ставящие точку в полемике, касающейся истории его взаимоотношений с Н.А. Зубчинским, а также проясняющие финал отношений с А.П. Хейдоком.

 

Сотрудники СибРО узнали о Борисе Николаевиче Абрамове от Наталии Дмитриевны Спириной задолго до того, как его имя стало широко известно после выхода «Граней Агни Йоги» – книг его Записей. Наталия Дмитриевна много рассказывала о своём учителе, о занятиях в Харбине, об их встречах после возвращения на Родину. Она посвятила Борису Николаевичу ряд своих выступлений, все они опубликованы в Полном собрании её трудов¹.

Для сибровцев и всех рериховцев, прилежащих к Сибирскому Рериховскому Обществу, имена Б.Н. Абрамова и Н.Д. Спириной навсегда слиты воедино.

На основе их переписки в СибРО в течение ряда лет было подготовлено несколько материалов, дающих объяснение событиям, которые затрагиваются в этих письмах². Часть этих материалов с некоторыми изменениями включена в данный сборник.

 

* * *

 

Может быть, кто-то спросит – легко ли идти приносящим Истину?

Конечно, каждому приносящему идти трудно, и никогда не может быть

облегчён огненный путь его.

Агни Йога, 167

 

В 1955 году, находясь в Харбине, Борис Николаевич Абрамов получил Сообщение Учителя: «Когда придёт время принять Поручение, явите полную готовность его выполнить. Не думайте получить его в приятности, и для собственного удовольствия, и в розовых переживаниях. Поручение сурово, опасно и трудно необычайно» (Грани Агни Йоги. 1955. 508).

Возвратившись в 1959 году из Китая на Родину, Борис Николаевич прожил ещё 13 лет. Тяжёлые условия, в которых оказалась семья Абрамовых сразу после приезда, длились на протяжении всего этого времени, только усугубляясь. Но никакие жизненные обстоятельства не прерывали связи Бориса Николаевича с Учителем Света. То, что Учение Живой Этики и «Грани Агни Йоги» связаны между собой как причина и следствие, как Солнце и его лучи, для нас бесспорно.

Давая Учение Живой Этики – тот самый «Последний Зов» человечеству, – Великие Кормчие планеты предусмотрели возможность помочь землянам и в том, чтобы дать расширенное представление о многих аспектах Высшей Мудрости, изложенных в Учении. Рерихи пришли в мир не одни, за ними шли их ближайшие, готовые к выполнению своей части Великого Дела. «Мои трансформаторы Света», «цементировщики пространства», «передатчики Лучей, из Твердыни идущих» – так называет Великий Учитель способных без искажений воспринимать мысли, идущие из Мира Горнего, и передавать их людям.

Таким чистейшим посредником, получавшим Знания от Великих Индивидуальностей, а позднее и от Рерихов, стал Борис Николаевич Абрамов. «Мой сын Борис» – называла его Матерь Агни Йоги, Елена Ивановна Рерих. Она видела Бориса Николаевича своим ближайшим помощником в совместной работе над её сокровенными архивами.

Записи Б.Н. Абрамова известны сейчас как «Грани Агни Йоги». Дальние Миры и возможность общения с ни­ми, непостижимый в своём величии и значении образ Матери Мира, призыв Старших Братьев к человечеству о сознательном сотрудничестве, который можно реализовать только путём борьбы с наростами духа, и методы этой борьбы – всё это лишь малая часть аспектов Живой Этики, которые рассматриваются в этих книгах.

Все годы, которые прожил Б.Н. Абрамов на Родине, между ним и его духовной ученицей Н.Д. Спириной шла интенсивная переписка. Читая письма, адресованные ей, понимаешь, что Борис Николаевич доверял Наталии Дмитриевне абсолютно. И нет других документов, которые бы с такой полнотой раскрывали всю сложность последнего периода жизни Посланника Иерархии Света – утончённого духа, которого не одну жизнь Готовили к работе по восприятию космических энергий, к подвигу принесения в мир Знаний Надземных.

В письмах упоминается целый ряд лиц, известных в рериховском движении, а также знакомых и друзей семьи Абрамовых, – со всем этим кругом людей Наталия Дмитриевна была знакома. Среди них: художник-космист Борис Алексеевич Смирнов-Русецкий и группа москвичей-теософов; бывшие харбинцы: семья Качауновых – именно у них в Новосибирске сразу по приезде остановились Абрамовы; Зинаида Николаевна Чунихина – член «содружества», организованного в Харбине после приезда туда Николая Константиновича Рериха; Борис Андреевич Данилов, издавший позднее Записи Бориса Николаевича; Аркадий Семёнович Падерин и его супруга Александра Сергеевна, писатель Альфред Петрович Хейдок, Николай Александрович Зубчинский, он же Уранов, и его жена Лидия Ивановна – оба они в Харбине были учениками Абрамова (подробнее о них скажем дальше), и другие.

Но при таком явном многолюдии – воин Света стоял один, черпая силы только в своём устремлении в те сферы, где был его Учитель, где находились его любимый Гуру и боготворимая им Матерь. Это очень хорошо понимала Наталия Дмитриевна, посвятившая Борису Николаевичу следующие строки:

 

Одинокое пламя

            под всеми ветрами горит;

Под грозой,

            под ударами волн озверевшего мира

                        победно стоит.

Ночь темна,

            но Лампада пустыни

                        во мраке бесстрашно горит.

1968 г.

 Переписывалась с Наталией Дмитриевной и Нина Ивановна Абрамова, которая из-за болезни находилась на полном попечении Бориса Николаевича. Она писала письма до тех пор, пока прибавившаяся ко всем недугам болезнь глаз не прервала этой возможности, после чего под её диктовку писал Борис Николаевич. Фрагменты из писем Нины Ивановны позволяют полнее представить картину жизни Абрамовых и понять, что приходилось им преодолевать.

Перед нами параллельно проходят два плана жизни Б.Н. Абрамова – тяжелейший земной и духовный, над которым были не властны никакие земные испытания. Его письма дают возможность видеть пример несгиба­емой стойкости духа среди земной юдоли.

Перелистаем страницы писем.

Приехав в 1959 году в Новосибирск из Харбина и временно остановившись в семье Качауновых, Абрамовы предпринимают несколько попыток обосноваться в Подмосковье, Венёве, Киеве.

В феврале 1961 года они уезжают из Новосибирска в Подмосковье, где надеются устроиться на постоянное место жительства, но этого не получилось, и в июне того же года они переезжают в г. Венёв Тульской области.

В феврале 1962 года Абрамовы предпринимают попытку обосноваться под Киевом – переезд неожиданный не только для Наталии Дмитриевны, которая была посвящена во многие детали их жизни, но, похоже, и для них самих. Из письма Нины Ивановны: «Дорогой мой друг, начала Вам писать в Венёве, а заканчиваю в Киеве. Вы, конечно, будете очень удивлены этим обстоятельством, но вот уже полторы недели, как мы здесь живём. Всё прошло молниеносно. Как Вы знаете, я болела всю эту зиму и потеряла совсем аппетит, не хотела ни пить, ни есть и плохо спала. Друзья боялись за мою жизнь и приехали, и срочно меня увезли. К тому же это было желание нашей Л[юбимой]» (11 февраля 1962 г.).

Разъяснение относительно последних слов находим в Сообщении от Матери Агни Йоги, полученном Борисом Николаевичем 16 февраля 1962 г.: «Прилагаю внимание и заботу к тому, чтобы ваш переезд состоялся. У Нас планы большие. Вы в них входите неотъемлемой частью. Значимость свою можете понять и определить по почти полному отсутствию носителей знания» (Грани Агни Йоги. 1962. 106).

Тяжело даются попытки обустроиться. Оставив Нину Ивановну одну в Киеве, Борис Николаевич возвращается в Венёв, чтобы отправить контейнер с необ­ходимыми для жизни вещами, ведь переезд был действительно молниеносным. «Трудно ему пришлось с отправкой и укладкой вещей, – пишет Нина Ивановна. – Он, бедный, переутомился и на обратном пути в дороге заболел. Вернулся домой больным, и ему был предписан покой» (11 марта 1962 г.).

О предписании покоя Борису Николаевичу читаем в Сообщении, которое он получил 4 марта 1962 г.: «Во всём Помогали, до мелочей. Хвалю за исполнение Указаний. Шёл на пределе всех своих физических сил. Но сломиться не Дали. Нужен покой, полный и длительный». В это время Борису Николаевичу было около 65 лет.

Очень значительными оказались траты на переезд. Пенсию Борис Николаевич мог получать только после прописки по новому месту жительства, а пока они жили на то, что давала им, как писала Нина Ивановна, «ликвидация» некоторых вещей. Наталия Дмитриевна немедленно отправляет денежный перевод в Киев. В ответ Нина Ивановна пишет: «Дорогой мой друг, не успели ещё отправить Вам открытку, как получили от Вас письмо и перевод. (...) Забота Ваша нас очень тронула, но ведь и Вам самой нужна каждая копейка, а Вам придётся ждать, когда она вернётся» (23 апреля 1962 г.).

Из письма Бориса Николаевича от 19 июня 1962 г. мы узнаём финал этой истории – через четыре месяца мытарств Абрамовы вынуждены были вернуться в Венёв. За два дня до написания этого письма Борис Николаевич записывает слова Учителя: «Извлечём опыт полезный из самых тяжёлых и трудных явлений нашего существования на Земле. Если не извлечём – он повторится, но в ещё более трудных условиях. Только усвоение опыта избавляет от его повторения. Сознательное к нему отношение кармически освобождает дух от уже пройденной ступени. Из опыта надо выжать всё, каждую полезную крупицу. Всё надо продумать до конца и понять смысл и цель того испытания, которое было допущено Свыше. Если цель данной ступени – познание человека, то и полученный опыт постижения природы людской должен быть осмыслен аналитически и детально, чтобы в будущем уже не допустить совершённых ошибок» (Грани Агни Йоги. 1962. 278).

Позднее, в письме от 13 сентября 1964 г., Борис Николаевич скажет о людях, причастных к этой истории: «...меня жестоко подвели своей рекомендацией "благодетеля". (...) К вопросу о моей осторожности, т. е. о доверии к людям, возвращаться больше не будем. Вот раз поверил по-настоящему, и меня обманули во всём, что наобещали. А ведь нам так легко было помочь, т. к. это не стоило им никаких расходов».

Такой ценой добывался опыт. В результате легкомыслия друзей, с чьей подачи была предпринята эта попытка переезда, осложнилось и без того тяжёлое положение семьи Абрамовых.

Обосновавшись окончательно в Венёве, Абрамовы ещё несколько раз меняли квартиры. Эти переезды были вызваны одним: стремлением Бориса Николаевича облегчить участь жены, страдавшей даже от малейшего шума. 19 марта 1964 г. Б.Н. Абрамов сообщает Наталии Дмитриевне: «У нас новый адрес: ул. Карла Маркса, д. 12, кв. 1».

Пока состояние Нины Ивановны позволяет ненадолго оставлять её, Борис Николаевич имеет возможность вырваться в Москву. Он рассказывает Наталии Дмитриевне, что ездил на выставку по случаю юбилейной даты – судя по дате письма, речь идёт о праздновании 90-летия Николая Константиновича Рериха. И вскользь замечает: «С квартирой мы всё ещё благоустраиваемся. Сложил сам печку, и холод уже не так страшен» (17 октября 1964 г.).

Через полгода Борис Николаевич сообщает: «У нас положение без изменений. Прибавилось ещё гудение от холодильников и ещё чего-то, чего именно – не знаем. Н[ина] И[вановна] мечется по квартире в поисках угла, где звучание тише. Бегаю в хлопотах о перемене, но подходящего ничего найти не могу. Найду ли, не знаю, но надо найти. Последнее время до Праздника было особенно тяжело...» (5 апреля 1965 г.)

Из письма от 30 января 1965 г.: «Написал бы что-нибудь повеселей, но у самого на душе невесело – трудно смотреть, как мучается близкий человек, и чувствовать свою беспомощность. Сколько труда было приложено, чтобы устроить её [Нину Ивановну] здесь или там по-человечески, и все труды завершились сердечным припадком и зависимостью новой от соизволения любителей телевизоров и нежелания их слушать с нормальной громкостью».

Трудность положения Бориса Николаевича была не только в этом. На нём лежали все тяжёлые хозяйственные, чуждые ему по сути работы, которых требовала жизнь в частном доме.

Между тем у Наталии Дмитриевны очень осложнилась ситуация в связи с болезнью матери, что чувствует Борис Николаевич: «Дорогая Ната!.. Вам всё же следовало сообщить мне о том трудном положении, в котором Вы очутились. Ухаживать за такой тяжко больной, конечно, весьма и весьма нелегко. (...) Конец есть, и, кто знает, может быть, он гораздо ближе, чем Вы думаете» (20 мая 1969 г.).

Строки из письма Абрамова от 17 августа 1969 г.: «По-прежнему терзаемы звукопроницаемостью, Н.И. непосредственно, а я за неё. Вот и сидим мы с Вами в условиях более чем печальных, ожидая, когда же им конец».

Из писем видна схожесть условий жизни – у Бориса Николаевича с женой и у Наталии Дмитриевны с матерью. «Слово "безысходность" не совсем точно выражает Ваше положение, – пишет Б.Н. Абрамов. – Правильнее было бы определить как железную руку судьбы, которая не отпустит, пока не закончены с нею расчёты. Это касается как Вас, так и нас. (...) Трудно мириться с болями, причиняемыми жизнью и болезнями. Но и через это приходится проходить» (30 декабря 1969 г.).

Стремясь укрепить Наталию Дмитриевну, Борис Николаевич посылает ей Запись, принятую от Матери Агни Йоги 30 декабря 1969 г.: «Никакие достижения не освобождают от уплаты прежних долгов. Это следует твёрдо запомнить и не сетовать на судьбу и не возмущаться, когда приходится погашать старую задолженность. Освобождение наступает тотчас же, как только уплата произведена».

Состояние здоровья матери Наталии Дмитриевны совершенно исключало возможность покидать её, и в последние четыре года жизни Бориса Николаевича Наталия Дмитриевна не могла приезжать в Венёв, как это было раньше.

Спокойно и коротко, как констатацию фактов, описывает Борис Николаевич течение внешних событий своей жизни. «Вот и лето. Огород требует много внимания и сил, и если бы не Н.И., конечно, я бы не стал им заниматься, всё-то это меня не интересует. Погода приемлемая. Рыбалка неудачная, но и это мне как-то безразлично. Работы с ним и по хозяйству очень много, и времени почти не остаётся. Да и в 75 лет всё делается медленнее, чем обычно» (Июнь 1971 г.).

Но в любых условиях его работа по получению текстов идёт не прерываясь. Он записывает слова Учителя о грядущих изменениях планетных условий, об объединении миров, которое вскоре станет реальностью, о силе огненной мощи человека и многом-многом другом, – всё это мы имеем возможность изучать сейчас.

В конце января 1972 г., в год ухода Бориса Николаевича, Наталия Дмитриевна получила от него письмо: «Дорогая Ната, продолжаем болеть вот уже целый месяц. Я постепенно выкарабкиваюсь из когтей нашего страшного гриппа, а вот Н.И. чувствует себя совсем плохо: лежит пластом и очень мучается горлом. (...)

...Я в начале болезни подумал, уж не конец ли приходит – так было тяжко и мучительно. В ответ ясная мысль: готовьтесь к жизни. В общем же трудно нам очень: старые, беспомощные и без всяких удобств. Это даже трудно представить. (...) За дни болезни пересмотрел свою жизнь. Ни за что внешнее ухватиться нельзя. Всё прошло без следа. А ведь было так реально и навязчиво» (29 января 1972 г.).

5 сентября 1972 г., в день своего ухода, среди текстов, которые принял Борис Николаевич, есть такие слова: «Когда слишком уж тяжко, надо просто переждать время, зная, что изменятся токи и можно будет дышать. Самотекучесть момента указывает на то, что неизбежно это изменение пространственных токов, давящих на сознание» (Грани Агни Йоги. 1972. 527). Дыхание, о котором сказала Матерь Агни Йоги, Борис Николаевич в этот день обрёл уже в надземном мире.

За два дня до ухода, 3 сентября 1972 г., Борис Николаевич записал: «Поле боя оставить нельзя. Значит, волны тяжких пространственных токов и удары стихий надо силы найти встретить мужественно и спокойно. Разновесию противопоставляется равновесие, тьме – Свет, безнадёжности момента – несломимая вера в конечную победу Света над злом».

Под впечатлением от этой Записи в СибРО родилось такое стихотворение:

 

«Поле боя оставить нельзя»,

Безнадёжность момента –

                                 лишь майя.

Нужно силы все духа собрать

И идти напролом, тьму сражая.

 

Наша вера в победу над злом,

Устремление ярое к Свету

Несломимую стойкость даёт:

Мы идём –

                         и за нами победа!

Ю. Стройнова. 2006 г.

* * *

После ухода из жизни Б.Н. Абрамова Нина Ивановна приняла решение передать наследие Бориса Николаевича в Новосибирск Б.А. Данилову. В своём письме супругам Зубчинским от 5 мая 1975 г. она пишет: «Чтобы вам не показалось странным моё решение относительно трудов Б.Н., я вам кое-что поясню. Выбрала я Бориса Андреевича в силу того обстоятельства, что он моложе нас всех и, кроме того, у него есть дети. Он будет только хранителем, а время покажет. Он был учеником ЕКИ [Е.П. Инге], и она, когда уезжала, поручила его мне. У нас с ним личная симпатия, и я уверена, что он исполнит мою просьбу»³.

Получив Записи Б.Н. Абрамова и согласовав с С.Н. Рерихом их публикацию, Б.А. Данилов с начала 1990-х годов и вплоть до своего ухода в 2011 году занимался расшифровкой и изданием этих текстов, известных как «Грани Агни Йоги».

   

* * *

Нужны продолжатели, которых не остановит ничто.

Великое наследие надо претворить в конкретные формы,

доступные людям.

Грани Агни Йоги. 1955, 548.

  

В 1942 году вокруг Б.Н. Абрамова начала образовываться группа из молодых сотрудниц, которые упоминаются в переписке. Молодёжь занималась на квартире у Абрамовых еженедельно. На этих встречах всегда присутствовала и Нина Ивановна Абрамова.

Эта группа была очень небольшой, в неё входили Наталия Дмитриевна Спирина – Ната, в ту пору ей был 31 год, Ольга Адриановна Копецкая (в письмах названная «ребёнком»), которой было 18 лет. Позднее к ним присоединилась Лидия Ивановна Прокофьева, а несколько лет спустя пришла Ольга Стефановна Кулинич («Кука» – в письмах). Иногда на встречах присутствовала Людмила Феликсовна Страва – Мила (иногда в письмах – «Мильча»), ученица Н.Д. Спириной. Борис Николаевич обычно рассаживал учениц за своим круглым столом таким образом, чтобы Наталия Дмитриевна сидела напротив него. Он говорил ей: «Вы у меня старшая ученица; это – ось духовная, которая вращается и задевает других».

О дальнейшей судьбе учениц Бориса Николаевича нам известно следующее.

О.А. Копецкая с 1959 года вместе с мужем жила в Австралии. Её муж был специалистом высокого класса в области электроники. Они жили очень обеспеченно, много путешествовали по миру. Об их жизни в Австралии можно судить по фрагменту из её письма 1978 года к Наталии Дмитриевне: «Я сейчас продолжаю ходить на разные курсы. Год ходила на курсы по портретам, затем присоединилась к группе, которая раз в неделю выезжает на природу рисовать с натуры, ещё хожу на курсы, где изучаем смешение красок и технику работы кистью или ножом. Тоник сейчас ударился в музыку. Стал коллекционировать пластинки и различные музыкальные записи. Как есть свободная минутка, так что-нибудь слушает» (26 июня 1978 г.). Она собиралась приехать с мужем в Новосибирск, но этот приезд так и не состоялся. В 1993 году Ольга Адриановна побывала в Москве. О жизни в Австралии она сказала, что там «духовное движение очень слабое. Публика не тем интересуется. Поэтому сохранить какой-то духовный подъём в таком окружении очень трудно. Владыка сказал о России: "Это Моя Страна". "Моя Страна" строится, и вся энергия направлена сюда Свыше. И поэтому здесь всё возрождается, всё как бы расцветает, происходит то, что должно происходить. Здесь чувствуется очень большой духовный потенциал, чего там нет совсем; Австралия – страна в этом смысле, можно сказать, полумёртвая».

До самого своего ухода О.А. Копецкая состояла в переписке с Н.Д. Спириной. Из Новосибирска ей посылались «Грани Агни Йоги», журналы СибРО, книги стихов Наталии Дмитриевны. Ольга Адриановна присылала свои рисунки, по поводу которых Наталия Дмитриевна писала: «Рисунки твои восхищают самобытностью и оригинальностью». Благодаря материалам, присланным О.А. Копецкой, мы имеем литературные и поэтические страницы творчества Б.Н. Абрамова.

О.С. Кулинич (в замужестве Коренева) тоже обосновалась в Австралии, уехав туда в 1962 году. Получив прекрасное музыкальное образование в Харбине, в Сиднее она ещё закончила консерваторию, была успешным музыкантом-исполнителем, имела учеников. Она выпустила сборник своих стихов и путевых заметок, выступала с лекциями о Н.К. Рерихе. Но, по словам О.А. Копецкой, держалась «как-то особняком, совсем отошла куда-то». В одном из номеров журнала «Австралиада», который выпускает русская диаспора в Австралии, в 2006 году была помещена большая статья, которая называлась «Ольга Стефановна Коренева о себе». По нашей просьбе сотрудники редакции «Австралиады» прислали в СибРО электронный вариант этого журнала. У нас была надежда, что в статье, где Ольга Стефановна подробно описывает свою музыкальную карьеру, мы найдём упоминание если не о группе, то хотя бы о Б.Н. Абрамове, музыкальные произведения которого она исполняла в Харбине. Никакой информации об этом в статье не было.

Л.Ф. Страва ушла из жизни в 1980 году. После отъезда из Харбина в Бразилию её жизнь складывалась достаточно сложно. Елена Ивановна Рерих беспокоилась о ней и приняла участие в её судьбе. Переехав в Америку, Мила стала хорошей помощницей З.Г. Фосдик. Зинаида Григорьевна была ею очень довольна, писала об этом Наталии Дмитриевне и благодарила её за Милу, которая была хорошо подготовлена к сотрудничеству.

Л.И. Прокофьева связала свою судьбу с Н.А. Зубчинским.

 

Обо всех ученицах упоминается в переписке Абрамовых с Наталией Дмитриевной.

Из письма Н.И. Абрамовой от 9 декабря 1961 г. об Ольге Кулинич: «Итак, Кука уехала. Просила передать Вам свой прощальный привет, т. к. сама она уже не успела всем написать. Помните сон ребёнка, – плывущий островок и пр.? Так кто же остался на этом островке? Выходит, только трое. Вот и все трудности легли на их плечи. Вот и тяжко им невыносимо. Что же сказать? Пожелаем ей доброго пути, а время покажет всё остальное. Лёгкое трудному предпочесть приятнее. Интересно, как сложится её жизнь».

Говоря о «троих», Нина Ивановна имеет в виду их с Борисом Николаевичем и Наталию Дмитриевну. «Ребёнком» Абрамовы называли Ольгу Копецкую. Борис Николаевич не забывал о ней до конца своей жизни. Наталия Дмитриевна рассказывала, что для Бориса Николаевича решение Ольги Копецкой ехать в Австралию, а не в Россию было ударом: «Я помню, – говорила она, – как мы провожали самую его близкую ученицу, – как было тяжело! Борис Николаевич стоял неподвижно на перроне. Она была уже на подножке поезда; поезд тронулся и стал отходить. Он молча смотрел на неё. Мне было невероятно тяжело это видеть, потому что самой было жаль с нею расставаться, так как за многие годы совместных занятий мы сблизились. Кроме того, я понимала, что поезд увозил её "в никуда", ибо никаких духовных перспектив этот переезд ей не сулил. Но больше всего я переживала за него»⁴.

Вскоре после отъезда Ольги Абрамов записал слова Матери Агни Йоги: «Не горюй. Дочка вернётся другой – любящей, заботливой и оценившей. Вернётся, – я говорю, – холод и голод пустыни людской испытав и пустоту благополучия. Снова потянется сразу, как только почует, что потеряла в тебе. Такого, как ты, не найдёт и не встретит уже больше нигде, и никто не заменит тебя. И ближе для духа будет. Потому говорю: "Не горюй. Даль не преграда". Вдали стать можно ближе, чем около бывши. Вернётся другой, такою, какой хотят её видеть, – сердцем горящей, и к нам устремлённой, и дух свой предавшей Владыке» (Грани Агни Йоги. 1958 (II). 806). Размышляя над этой Записью, приходим к выводу, что она относилась не к оставшемуся отрезку жизни Бориса Николаевича, её можно отнести к будущему, далеко выходящему за рамки данного воплощения участников этой истории.

Уход Ольги Адриановны Копецкой из жизни (в 1999 г.) болью отозвался в сердце Наталии Дмитриевны. Она говорила сотрудникам: «Мы были с ней так связаны, ведь столько лет занимались в группе Бориса Николаевича! Несмотря ни на что, я очень ощущала её присутствие на Земле, и это как-то поддерживало меня. А теперь не осталось никого, кто знал так близко Бориса Николаевича».

И только одна ученица Б.Н. Абрамова поехала вслед за своим Учителем в Страну, которую указывали Рерихи.

Из письма Б.Н. Абрамова к Н.Д. Спириной от 1 сентября 1964 г.: «...Вы... поняли, что сказал Вам Вл[адыка] о Ваших возможностях... Он и передал через Вас то, что передать могло Ваше сердце. Ведь не всякое сердце обладает нужной чуткостью, поддержанной знанием и опытом. И, сами того не подозревая, дали Вы близким тепло и те невыразимые словами ощущения и чувства, которых им не от кого было получить. Ведь степени Близости варьируются весьма сильно, но можно с уверенностью сказать, что то, что получали Вы в течение Вашей учёбы, те знания и опыт вряд ли получили другие, несмотря на твёрдость и уверенность в себе. Много мог бы Вам сказать и привести многие слова Вл[адыки] и Дорогой [Е.И. Рерих] в доказательство этого, но надеюсь, что поверите мне и без новых доказательств. (...) И мне приятно было прочесть, что, сравнив, Вы поняли, что Дорогая даром писем писать бы не стала ни мне, ни о Вас. (...)

Если мы являемся лакмусовой бумажкой, то, следовательно, и Вы, благодаря нашим взаимочувствам, тоже являетесь ею, и потому запомните прочно, что, относясь к Вам или нам так или иначе, каждое сердце определяет себя и этим строит проекцию своего будущего».

Е.И. Рерих писала, что истинные ученики «есть явление редчайшее и, как говорят Великие Учителя, – пальцев на руке слишком много для числа их» (8.09.1934). На эту же тему есть Запись Бориса Николаевича: «И если у Нас пальцев на руке слишком много, чтобы перечесть их [учеников], то не указывает ли это на то, что явление годности в ученике редчайшее? И если в жизни кому-то удастся иметь хотя бы одного преданного и любящего ученика, то это уже хорошо. Смотрите не на тех, кто хочет взять, но на тех, кто хочет дать. И таких мало, но много берущих. Сложна жизнь, и сложны человеческие взаимоотношения...» (Грани Агни Йоги. 1955. 69).

Эта Запись сделана в 1955 г. События последующих лет, связанные с учениками Абрамова, полностью подтвердили слова Великого Учителя. Кто-то, приблизившись, потом отдалился, кто-то совсем отошёл, а кто-то по-житейски осложнял жизнь. И единственным верным другом для Бориса Николаевича осталась только Наталия Дмитриевна. Во всех земных перипетиях их духовная связь давала силы им обоим. Излишне даже говорить о том, как это не нравилось тёмным. Тех, через кого можно было нанести вред, не надо было искать далеко. Нападки на семью Абрамовых, учинённые их общими знакомыми, безусловно, касались и Наталии Дмитриевны. В письме Бориса Николаевича от 4 сентября 1961 г. об этом сказано так: «Думаю, что после первой попытки разрушить Ваше доброе отношение к нам последуют и другие, быть может даже более сильные. Потому будьте в ожидании новых осуждений и недовольств нами. (...) Мысленно с Вами, но крепче, чем раньше. Недобрыми наговорами не смущайтесь. Это ведь только закалка стойких дружеских чувств. Я верю и признаю лишь дружбу навсегда».

Завершим тему, связанную с учениками, строками из письма Б.Н. Абрамова от 13 сентября 1964 г.: «Мне очень нравятся выражения: любовь навсегда, дружба навсегда, преданность навсегда».

  

Впервые публично о своём духовном учителе Наталия Дмитриевна рассказала в радиопередаче «Путь духа», прозвучавшей по новосибирскому радио в апреле 1991 года. Ясно и определённо она подвела итог: «Таким образом, став принятым учеником [Н.К. Рериха], Борис Николаевич стал звеном в иерархической цепи и, в свою очередь, присоединил и нас к ней»⁵.

Известность и авторитет Н.Д. Спириной к тому времени были уже очень высоки. Никогда и никому не навязывая своего понимания, она была бескомпромиссна во всём, что касалось Записей Б.Н. Абрамова, и если о них заходила речь, прямо высказывала своё мнение, невзирая на то, с кем приходилось об этом говорить, а часто – и сражаться, утверждая Высокий Источник этих Записей. Всё, касающееся миссии её духовного учителя и наставника жизни, было для Наталии Дмитриевны свято.

В двух заключительных томах писем Е.И. Рерих к разным корреспондентам, изданных Международным Центром Рерихов, были опубликованы её письма и к семье Абрамовых. Свидетельства Е.И. Рерих стали широко известны, чем была поставлена последняя точка в вопросе, касающемся Б.Н. Абрамова и его Записей. Однако до настоящего времени не прекращаются попытки низвести тексты, данные Учителями через Абрамова, уравняв их с другими, полученными якобы из Высшего Источника, – никем и ничем не подтверждённые, разве что самомнением их получателей.

В связи с этим скажем о бывшем ученике Б.Н. Абрамова Н.А. Зубчинском.

Отход Зубчинского от своего духовного руководителя начался ещё в Харбине. Сообщения, полученные Борисом Николаевичем в 1958 году, напрямую касаются этих событий. Приведём слова Учителей, комментирующих процесс отрыва Н.А. Зубчинского от своего иерархического звена. Учитель говорит: «Отношение друга изменилось в корне, сам стал умён. Потому от дальнейших попыток доказывать что-то или делиться своими знаниями надо отказаться. Приемлемость отсутствует – и всё обратится против. Так закрывшееся сердце мимо пройдёт готового открыться ему Источника Знания, Данного Мною» (Грани Агни Йоги. 1958. 455).

Эту тему продолжает Матерь Агни Йоги: «Словам не верь, они не выражают того, что скрыто за ними. Нет прежнего друга. Испытание не выдержал. Надо перевести в подготовительный класс. Если друг ценности Записей не понимает, утерян контакт. (...) Тебя умаление происходит, и тем умаляют Даваемое через тебя Владыкой. Вред глубже, чем кажется. Восприемник предполагаемый не выдержал даже предварительного испытания. Надо дать время, и оно или вновь сблизит, или ещё отдалит. Время сейчас разделения. Низводить себя не давай, ибо нами поставлен» (Грани Агни Йоги. 1958. 456).

Сообщение от Гуру: «Так запишем ещё в книгу опыта жизни: друзья познаются во времени. Много ли верных осталось у нас? А сколько их было, ходящих вокруг и получающих много. Оторвавшийся от непосредственного звена пресекает свой путь, пока кто-то, и где-то, и когда-то вновь на себя его тягость не примет. Мы уклоняемся от цепь связи порвавших» (Грани Агни Йоги. 1958. 457).

Вопрос о Зубчинском затрагивался и в переписке Бориса Николаевича с Наталией Дмитриевной. Читая фрагменты писем, касающиеся супругов Зубчинских – Борис Николаевич рассматривает их как одно целое, – хорошо ощущаем, что для него ситуация ясна: отрыв в духе уже произошёл и никакие попытки возобновления отношений, чего очень желали Зубчинские, не спасут положение. И хотя Борис Николаевич пишет очень кратко, сдержанно, мы не можем не почувствовать, как тяжко ему дался отход «предполагаемого восприемника». Даже в воспоминаниях он не хочет касаться того, что связано с этим человеком. В письмах к Наталии Дмитриевне он именует Зубчинского не иначе, как «дядюшка Лены», ни разу не назвав его по имени.

С Леной – племянницей Зубчинского – Борис Николаевич общался, интересовался её жизнью, расспрашивал о ней Наталию Дмитриевну. Она входила в число тех, кого Наталия Дмитриевна по указанию Бориса Николаевича знакомила с его Записями.

Из письма Б.Н. Абрамова от 5 апреля 1965 г.: «Получил ещё письмо от дядюшки Лены. Моё письмо он получил. Предлагает прислать лекарства, которые трудно достать, предлагает помощь. Сожалеет, что я не могу сдвинуться с места, и, видимо, очень хочет писать. А ведь я ему прямо сказал, что ворошить прошлое не хочу, неужели не понимает, почему. Но больше отвечать им не буду. Если же Лена опять к ним поедет, то объясните ей и попросите передать, чтобы письмами больше не беспокоили».

В одном из писем Борис Николаевич пишет о Зубчинском: «Он же на Вас сердит особенно за то, что не восхитились тем, чем восхищался он, и за то, что перестали им самим умиляться. Но и это касается лично только Вас и меня. (...) Я-то не ссорился, просто перестал держать их у сердца. И это опять-таки не моя вина» (4 ноября 1970 г.).

Из письма от 12 декабря 1970 г.: «...Получил от Лениного дядюшки цитату, по словам дядюшки, от самого Вл[адыки], и уверяет меня, что это действительно так. Словом, деваться некуда, слушай и умиляйся, хотя её содержание прямо противоположно тому, что говорила Е.И., и моему убеждению. Не зря Вы переживали».

Из писем Б.Н. Абрамова мы узнаём, насколько определённым было отношение Н.Д. Спириной к Н.А. Зубчинскому. Высказывая своё мнение о нём и подтверждая его своим поведением, Наталия Дмитриевна – единственная из ближайшего окружения Бориса Николаевича – делает то, что не может сделать он сам, – она защищает своего учителя.

Несмотря на ясно выраженное нежелание Бориса Николаевича возобновлять отношения с Зубчинскими, они не прекращают настойчивых попыток восстановить их, в том числе и через Альфреда Петровича Хейдока. Привлечённый супругами, он очень активно берётся за решение этой задачи.

О Хейдоке говорится в письмах Николая Константиновича Рериха, его неоднократно упоминает и Елена Ивановна. Талантливый литератор, он писал рассказы, сказки, эссе, очерки. А.П. Хейдок, так же как и Б.Н. Абрамов, получил от Н.К. Рериха кольцо ученичества.

Судьбы Абрамова и Хейдока сложились по-разному. Уехавшему в 1947 году в СССР Альфреду Петровичу пришлось пройти через репрессии. После ссылки, с 1956 года, он жил в Казахстане.

Прошли годы. О том, что после многих лет безвестности объявился А.П. Хейдок, Борису Николаевичу сообщила Наталия Дмитриевна. По его письмам чувствуется желание встретиться со старым другом. Он надеется и даже не сомневается, что Хейдок верно поймёт и почувствует его миссию восприятия Высоких Записей.

В письме к Н.Д. Спириной от 16 июля 1968 г. Абрамов говорит: «Конечно, и мне хотелось бы поделиться с Петровичем [А.П. Хейдоком] своими впечатлениями и рассказать ему о своей жизни. Всё, что Вы знаете обо мне, я рассказал бы и ему, при условии, что это при нём и останется. Мне бы хотелось, чтобы он имел представление о том, что Вы так любите и хотите иметь⁶, и также и о Матери [Е.И. Рерих]...»

Судя по переписке, в 1969 году Хейдок встретился с Наталией Дмитриевной. Эта встреча произвела на неё крайне неприятное впечатление, и вызвано это было отрицательным отношением Альфреда Петровича к Записям, получаемым Борисом Николаевичем. Она тут же сообщила об этом Абрамову.

В ответ Борис Николаевич пишет, что вскоре после встречи Наталии Дмитриевны с Хейдоком и резкого разговора между ними Альфред Петрович получил его письмо, которое, по словам Абрамова, «сняло словно пелену с его глаз, он поверил каждому его слову, понял свою ошибку и тотчас же решил исправить всё, что он сделал и что от него зависит» (5 августа 1969 г.).

Хейдок едет к Абрамовым в Венёв и по возвращении пишет: «Дорогая Наталия Дмитриевна! Я, безусловно, причинил Вам боль во время нашего последнего разговора и очень прошу Вас простить меня за это – я был неправ. Я только что вернулся из Москвы. Пять дней провёл у Бориса Николаевича и Нины Ивановны. Наша встреча была очень сердечной. Все недоразумения между нами сожжены – их нет и больше не будет. Остаётся огромная радость за труд Б.Н. Враждебные элементы много приложили усилий, чтобы нас поссорить. (...) Может быть, нам с Вами удастся ещё когда-нибудь встретиться. Я был бы рад такой встрече. Шлю Вам самые сердечные пожелания!» (20 октября 1969 г.).

Несмотря на столь покаянное письмо, отношение Наталии Дмитриевны к Альфреду Петровичу осталось настороженным. Негодование, вызванное первоначальным отношением Хейдока к Борису Николаевичу и его Записям, не мог сгладить даже сам Абрамов. Он неоднократно возвращался в письмах к этому вопросу, стараясь примирить Наталию Дмитриевну с первой реакцией Хейдока. Борис Николаевич просит её переписывать для Альфреда Петровича имеющиеся у неё тексты Записей: «Он и меня просит, но разве его аппетит можно насытить. Я видел, как он насыщался до одурения, до полного перенасыщения, пока не сказал, что больше не может, устал» (30 ноября 1969 г.).

Все харбинцы из окружения Абрамова знали, что Николай Зубчинский был самым старшим и любимым его учеником. Вскоре после встречи с Б.Н. Абрамовым Хейдок едет в гости к Зубчинским и там сразу же, без раздумий, принимает их объяснение причины расставания Зубчинского с Борисом Николаевичем. Более того, Хейдок больше не внимает доводам самого Абрамова и его неоднократным просьбам не заниматься их примирением. Много горечи принесли Борису Николаевичу упорные попытки Хейдока из лучших побуждений – так он это понимал – «исправить ситуацию».

Из письма Б.Н. Абрамова к Н.Д. Спириной от 2 марта 1971 г.: «Теперь, в своём миротворческом экстазе он взывает к моей совести, чтобы я забыл прошлое и помирился. И это всё он делает, несмотря на мои повторные просьбы не писать и не заниматься этой канителью, которая только углубляет взаимонепонимание. Но я и не ссорился, а просто перестал думать. (...) Печально то, что всё, что я ему пишу, отскакивает от него, как от стены горох, не производя на него впечатления, и он долбит своё».

Слова Учителя от 2 февраля 1972 г.: «Держались тобою, как будут держаться теперь – сук подрубивши, за который держались? Но не доходят слова, и уши оглохли – их тьма заложила. Когда-то поймут, но что пользы – упущенные возможности не вернутся. Страшно это ослепление тьмою, когда очи не видят, смотря, и уши не слышат, хотя слова проникают в мозг. Но воля свободна избрать путь тьмы или Света. О Чаше разбитой давно уже Сказал. Пытался ты склеить обломки. Но такие сосуды не радуют к празднику духа. (...) Ступень одиночества духа столь же неизбежна, как и период бездомного хождения. Оставленный всеми, лишённый всего, себя победивший в себе и крест свой принявший приходит ко Мне победитель» (Грани Агни Йоги. 1972. 16).

Итог «понимания» А.П. Хейдоком миссии Б.Н. Абрамова и деятельности Н.А. Зубчинского следующий. В 1981 году, через месяц после смерти Зубчинского, Хейдок пишет статью «Жизнь – подвиг», посвящённую его памяти. Труды Зубчинского он называет «золотыми ключами к Завету Майтрейи – Учению Живой Этики», а самого автора «великим подвижником, одним из величайших людей современности», «Прометеем, приносящим огонь Неба на Землю». Можно только сожалеть, что в своей экзальтации Хейдок забыл, что огонь Неба на Землю принесли Рерихи, но никак не Зубчинский.

  

«Иерархия не значит устойчивость покоя, но устойчивость среди борьбы», – сказано в Учении (Иерархия. 233). Отношение Наталии Дмитриевны Спириной к Борису Николаевичу Абрамову навсегда останется примером стойкости и абсолютной преданности своему духовному учителю.

В конце 1990-х годов, спустя много лет после ухода Б.Н. Абрамова из жизни, Наталии Дмитриевне нередко приходилось отвечать на вопросы, касающиеся её земного учителя и его учеников, а также так называемых «посланий свыше». Так, на одной из встреч с представителями Рериховских обществ она сказала: «Появляются контактёры, получающие вести из "высшего источника". Эти источники очень индивидуальны и зависят от степени духовности получающего. Предпочтительней ими не пользоваться, а держаться Указанной нам

Иерархической Цепи: Учитель, Его ближайшие ученики Рерихи, а за ними Б.Н. Абрамов, признанный ученик Рерихов; и через него давалось то, что нужно было на данный момент. Записи Б.Н. Абрамова являются сопутствующим пособием для изучающих Учение Живой Этики (Агни Йогу)».

«Я вспоминаю прискорбный случай, когда самый старший, любимый ученик Б.Н. Абрамова сказал, что перерос его, – и оторвался полностью. Сам стал получать записи, не принял Записи Бориса Николаевича – и в результате остался в своём гордом одиночестве. Образцы своих записей он присылал, я их читала. Там не было того, что я называю "вибрациями"; он черпает это из себя и ничего нового не добавляет, не расширяя понятий, это только какие-то перепевы.

Борис Николаевич говорил: "Близких мне людей я держу у сердца". Его ученик, который отказался от него, стал о нём очень неуважительно говорить. И Борис Николаевич сказал страшную вещь: "Я перестал держать его у своего сердца". И всё. Он его не осуждал, он перестал держать его у своего сердца, и тот остался сам по себе. Это страшно для будущего, хотя он этого мог и не заметить в своём величии. Он очень возвеличил себя».

Завершая разговор о Записях Б.Н. Абрамова, приведём слова Учителя: «...Записи эти – для всех, идущих вперёд, к вершинам духа. Идут все, значит – для всех. И сила дана в них, сила преобразовывать и преображать временную и растущую сущность обновляющегося человека. И будут читать их миллионы и благодарить тебя, принявшего на свои плечи задачу облегчить путь восхождения духа. Владыка Остаётся Владыкой, но ты – человек, такой же, как и собратья твои, далеко не достигший ещё совершенства. И слово твоё, зовущее и зажигающее дух, не может не быть близким и понятным тем, кто будет проходить тою же дорогой. Уже никто не вправе бросить упрёк, что твой голос звучит с недоступных вершин духа, духа, достигшего ступени Великого Учителя, что высота твоя отделена от людей целым большим Кругом Эволюции. Но ты – человек, и не может быть оправданий для них и ссылок на невозможность указуемых достижений. Вот для чего нужны близкие ученики – дать близкий пример возможности применения Учения в жизни. Многих могла бы отпугнуть невозможность достичь всего, о чём указуется в Записях, но пусть поймут, что даётся на тысячелетия роста» (Грани Агни Йоги. 1955. 432).

  

Доверительные отношения между Наталией Дмитриевной и Борисом Николаевичем, сложившиеся ещё в Харбине, с годами только крепли. При сложной и отягощённой многими обстоятельствами жизни самой Наталии Дмитриевны она неизменно стремилась помочь, облегчить участь Абрамовых, доставить им обоим приятные минуты, которые бы скрасили их будни. Ни один личный праздник Абрамовых никогда не был ею забыт. Из Новосибирска в Венёв шли не только поздравления, но отсылались и бандероли с лекарствами для Нины Ивановны и другими необходимыми вещами для них обоих, которые невозможно было купить в Венёве. Часто она выполняла просьбы жены Абрамова относительно её родственников – матери и сестры.

В августе у Бориса Николаевича две даты: 2-е – день его рождения и 6-е – день святых Бориса и Глеба. От Наталии Дмитриевны сотрудники слышали, что в их бытность в Харбине день именин – день святого, чьё имя давалось при крещении, – считался более значимым, чем день рождения, так как связан с духовным покровителем человека.

«Дорогая Ната! – пишет Борис Николаевич 12 августа 1962 г. – Пишу Вашей ручкой. Получил её 6-го и шестого же взял с почты и шестого же уже писал ей. Очевидно, Вам очень хотелось, чтобы Ваш подарок пришёл вовремя, – вот он и пришёл. Спасибо за внимание, которым я был очень тронут. Только меня смущает вопрос, не заплатили ли Вы за него больше, чем это следовало. Пишет она хорошо и не толсто, что мне и нравится, и, по-видимому, без капризов. Ещё раз благодарю».

При тесной духовной связи Наталии Дмитриевны и Бориса Николаевича каким благом была бы возможность жить рядом, и они не раз предпринимали попытки решить этот вопрос. «Здесь, в Венёве, ищут преподавательницу музыки. Если надумаете нас навестить, можете поговорить сами», – пишет Борис Николаевич 19 июня 1962 г. В то время Наталия Дмитриевна жила уже в новосибирском Академгородке. В следующем письме: «Дорогая Ната! Сегодня меня вызвали в Райсобес и попросили написать Вам письмо с предложением приехать к нам в Венёв на должность преподавательницы музыки по классу фортепьяно в нашей вновь открытой музыкальной школе. Я им сказал, что Вы устроились и хорошо в академическом городке, но они всё же просили написать Вам» (28 сентября 1962 г.).

Было также время, когда Борис Николаевич не исключал возможности переезда из Венёва в Новосибирск. Пути к решению этого вопроса искала Наталия Дмитриевна, но этому не суждено было сбыться.

Из писем Бориса Николаевича: «Вам хочется повидаться с нами, и мне тоже. Думаю, на будущий год Вы сможете это сделать. Хотелось бы рассказать о том, как живём и своих мыслях. С бегом времени многое становится более понятным» (12 сентября 1969 г.). «Как передать хочется Вам звучание сердца и тональность его восприятий. Как бы порадовались, если бы могли вечерок посидеть вместе, погружаясь в мечту о действительности» (21 марта 1970 г.).

Однако больше они не виделись. С 1969 года, в связи с болезнью матери, Наталия Дмитриевна уже не могла никуда выезжать. Такая же ситуация была и у Бориса Николаевича. «Ужасно люблю садиться в поезд и чувствовать, как полностью отрываешься от окружающих условий и свободен от их воздействия на психику, – пишет он. – Моя бы воля, путешествовал бы всю жизнь. А вот приходится сидеть, не сходя с места из-за болезни Н.И.» (21 ноября 1968 г.).

Предметом заботы Бориса Николаевича было и здоровье Наталии Дмитриевны. Борис Николаевич требовал от неё писать о себе решительно всё, это касалось и состояния её здоровья: «Не думаю, чтобы причиной Вашей болезни был грипп, а думаю, что атмосферные неблагополучия и неуравновесия... – пишет Абрамов. – Нам с Вами хворать нельзя. У меня больная Н.И. и полное одиночество в смысле помощи со стороны, у Вас – работа и больная мать. Помечтал о том, чтобы у Вас всё было хорошо. Напишите сейчас же о своём самочувствии по возможности объективно. Наши чувства и мысли порой очень отягощают сердце, но и наоборот. (...) Поправляйтесь. Мыслями с Вами, Б. А.» (21 января 1963 г.).

«Если верить тому, что порою приходит на сердце, то очень хотелось бы радоваться своей и Натулиной судьбе. Может быть, поэтому и трудновато» (22 сентября 1965 г.). (Наталия Дмитриевна говорила, что в минуты особого расположения Борис Николаевич называл её Натулией.)

Во многих письмах Абрамов даёт Наталии Дмитриевне конкретные советы относительно её здоровья. Мало кому не приходилось ухаживать за больными или немощными родственниками. Иногда такое положение может длиться годами. В письмах Бориса Николаевича мы находим советы, как сохранить при этом свои силы, а точнее, не растратить сверх допустимого свою психическую энергию – жизненно необходимую силу, утрата которой опасна для человека. «Как Ваша жизнь? Как Александра Алексеевна? – спрашивает Борис Николаевич Наталию Дмитриевну. – Привет передайте ей от нас. Думаю, что Вам легче не стало, – тяжело смотреть, как мучается и теряет силы на глазах родная мать» (30 января 1965 г.).

Между тем здоровье Александры Алексеевны постепенно ухудшалось. Наталия Дмитриевна была вынуждена целиком погрузиться в заботы о матери. Бориса Николаевича очень беспокоило такое её самоотвержение, которое грозило серьёзными последствиями. Он пишет: «Мать Ваша хочет замкнуть Ваше сознание в круг своих ощущений и переживаний. Не допускайте замыкания, иначе Ваше здоровье не выдержит. И любите, и ухаживайте, и делайте всё, но как бы стоя сами в стороне. Трудно, но надо» (14 июня 1964 г.).

Из писем Бориса Николаевича мы узнаём то, о чём Наталия Дмитриевна никогда нам не рассказывала, – уход за матерью привёл к огромной потере сил, в результате чего она похудела на 25 килограммов.

Борис Николаевич всемерно поддерживает Наталию Дмитриевну, он посылает ей фрагменты Записей на соответствующую тему, подчёркивает, что напряжение, которое испытывает она, напрямую связано с воздействиями из Тонкого Мира: «...будет ошибкою думать, что нам легче и что легче нашим Дорогим. Чем развитее и утончённее сознание, тем острее чувствует и воспринимает и переживает оно. (...) ...Ваши заботники очень и постоянно озабочены тем, чтобы доставить Вам через кого и что угодно как можно больше переживаний, и следят внимательно за тем, чтобы Вы как можно полнее вкушали "радость бытия" от их выдумок. Не знают ни пощады, ни жалости, ни усталости. Это пора бы понять и осознать, что, чем ярче горение сердца, тем яростнее эти попытки» (27 марта 1969 г.).

Сдержанный и скупой на похвалы, Борис Николаевич гордится своим верным другом: «Знаю, что Вам не легко. Но что же хорошее и сильное родится в лёгкости. Сравните себя, какой Вы были раньше и каким молодцом стали теперь. Какую нагрузку несёте и даже болеть себе не разрешаете. Воля многое может, воля может всё, когда призвана сознательно. И боль, и хворь можно победить, если очень уж захотеть. (...) Но эта борьба даже за своё здоровье даёт силы и опыт» (7 ноября 1961 г.).

Выйдя на пенсию в 1967 году, Наталия Дмитриевна смогла заняться общественной работой. В её тетрадях есть запись беседы с Борисом Николаевичем от 27 июня 1967 г. (в тот год она ещё приезжала в Венёв): «Служба кончилась, началось Служение. Последняя часть жизни должна быть посвящена выполнению своего назначения. Иначе цель воплощения не будет достигнута»⁷.

«До пенсии Вы работали на себя, – пишет ей Борис Николаевич в декабре этого же года, – сейчас Вам даётся возможность поработать уже на общественной ниве, на общую пользу. Это очень хорошо, т. к. осознание этого даст силы и право на помощь. Именно важно сознание, что не для себя» (27 декабря 1967 г.).

Несколько десятилетий спустя в разговоре с сотрудниками Наталия Дмитриевна скажет: «Я невероятно счастлива и благодарна за то, что имею. Была цель: ехать и нести Учение, Учитель помог провезти в Россию все книги; я получила возможность работать с людьми, выступать – Владыка помогает. Это моё кровное дело; тогда и силы приходят. Сколько нужно собрать энергии, чтобы направить её в зал! Чтобы прочесть текст, я внут­ренне насыщаю каждое слово, и этот голос, эта наполненность воздействуют. Всё, что я говорю, – я переживаю, нельзя по-другому читать. Я считаю, что я – это Дело, я – это Общество, и ничего другого у меня нет, и только этим я держусь. Пусть Учитель решает, где я нужнее, это я предоставляю Ему решать»⁸.

 

Не имея больше возможности видеться, Наталия Дмитриевна и Борис Николаевич общаются только через переписку.

«Порадовали меня Ваши слова о том, что сознание словно молодеет, несмотря на седьмой десяток, – пишет Борис Николаевич 27 мая 1971 г. – Это очень характерно для определения правильного подхода к жизни. Меня тоже поражает разница между беспомощностью стареющего тела и растущими силами сознания».

Пройдёт несколько лет, и эту тему Наталия Дмитриевна отразит в своих поэтических строках:

Возрастающий дух

                     в убывающем теле...

Тесно в темнице.

                     Расстаться не жаль.

Власть не имеет то,

                     что слабеет

И не довлеет...

За два месяца до ухода Борис Николаевич пишет Наталии Дмитриевне: «Помните, что сказал о Вас Вл[адыка]. Есть чему радоваться и быть уверенным, что всё обернётся лучше лучшего в Вашей личной жизни» (4 июля 1972 г.).

Последней вестью от Б.Н. Абрамова стала поздравительная открытка от 1 сентября 1972 г., посланная к 8 сентября – дню святой Наталии. Вполне возможно, что открытка пришла без опоздания, но Бориса Николаевича на Земле уже не было – 5 сентября 1972 г. Наталия Дмитриевна осталась одна, без земного Учителя.

Приведём пропущенные через огонь её сердца поэтические строки, звучащие напутствием тем, кто отважился вступить на путь служения:

Не замечая дней и лет

Среди трудов, и бурь, и бед,

Неся неугасимый свет

И в зной дневной, и в стужи снежность,

Наперекор самим себе

Мы продвигаемся к Тебе,

Благословляя каждодневность.

Всем ли это по силам? Наталия Дмитриевна сурово предупреждает:

...И не дойдёт лишь тот,

Кто мыслит отдохнуть;

Кто может подождать,

Кто склонен отложить,

Чей выбор – прозябать,

А не реально жить;

Кто самости своей

Останется служить.

Нам остаётся сделать свой выбор.

______________