Борис Николаевич Абрамов
духовный ученик Н.К. Рериха и Е.И. Рерих
Черноволенко Виктор Тихонович (1900 – 1972) – художник, член группы художников-космистов «Амаравелла».
Черноволенко Мария Филипповна (1913 – 2009) – жена В.Т. Черноволенко, переводчица.
Богданова Людмила Михайловна (1903 – 1961) – помощница по хозяйству в семье Рерихов.
Богданова Раиса (Ираида) Михайловна (1914 – 2004) – помощница по хозяйству в семье Рерихов.
Публикуется по изданию: Грибова З.П., Галутва Г.В. Художники «Амаравеллы». Судьбы и творчество. М., 2009. С. 143–146.
Предисловие к Письмам из книги:
Письма направлялись по первоначальному месту жительства Б.Н. Абрамова в России – в Новосибирск, и лишь письмо № 5 – в Венёв, небольшой городок Тульской области, куда не совсем удачно вынужден был переехать Б.Н. Абрамов, которому не разрешалось проживание в Москве. Предполагалось, что по переезде из Новосибирска он будет жить на даче Юрия Николаевича Рериха под Москвой. Однако вопрос с выделением дачи затянулся, и большой моральный ущерб в связи с этим был понесен Виктором Тихоновичем Черноволенко, поверившем обещаниям чиновников. Как видно из письма № 5, В.Т. тяжело переживал это.
1
8 августа 1960 г.
Дорогой Борис Николаевич,
Вы не осуждайте сейчас Раю [И.М. Богданову] за то, что так редко она Вам пишет (между прочим, она Вам на днях отправила письмо). Сейчас такое горячее время, что буквально каждый час рассчитывается и не хватает дня, чтобы окончить все дела, предназначенные на этот день.
Счастье Раи, что она в такое время не одна дома – Вы, очевидно, знаете, что сейчас с Раей живёт двоюродная сестра Ю.Н. Людмила Степановна [Митусова], которой пришлось вот так проводить свой отпуск в этом году. Это тоже своего рода судьба – Людмила Степановна, как мы её называем, «Зюма» – как будто обязана сейчас быть здесь и оказать всяческую помощь сёстрам Людмиле и Рае. С большой любовью, с открытой душой, не жалуясь на усталость, Зюма выполняет свою миссию... Людмиле сделали операцию, как мы Вам сообщали телефоном 29 июля. Операцию делал зав. хирургическим отделением (кремлёвское отделение) знаменитость хирург Розанов. Операция, по его словам, прошла благополучно... По истечении двух недель после операции Людмилочку начнут ещё лечить всяческими способами, чтобы закрепить сделанное хирургией. Каждый день Рая и Зюма навещают Людмилочку. Сейчас она чувствует себя очень хорошо. Ест и уже начинает ходить понемногу. Я тоже вчера был у неё. Очень хорошо выглядит. Сняли половину швов, и на этой неделе, очевидно, уже будет Людмилочка гулять в саду. Больше недели я не был с сёстрами в больнице, так как сам лежал больной, и только вчера я начал выходить. Вот то, что сейчас всех нас интересует в первую очередь. Пока всё хорошо. А дальше будет опять хорошо и ещё лучше. Когда Людмилочку выпишут из больницы, а это будет, очевидно, не раньше (...)1 – куда-нибудь её отправят на отдых. Там будет видно, как это всё сделать.
Святослав Николаевич уже в Бангалоре. Оттуда вчера сёстры получили письмо. Всю библиотеку Ю.Н. взял институт Востоковедения в организуемый там Кабинет Ю.Н.
Вся работа по этим (...) при С.Н.; а сейчас все книги уже перевезены в институт, т. к. 9-го открытие Музея.
Книжные полки сегодня вывезут, стены будут обтягивать холстом, и повесятся картины Н.К. – так, как было указано С.Н. Здесь будет филиал музея Н.К. Остаётся на месте письменный стол Ю.Н. Целиком спальня оставлена так, как была при жизни Ю.Н. В спальне всегда цветы.
Все бытовые дела сестёр (пенсия, пособие, броня квартиры, дача и проч.) всё ещё в стадии оформления. Но всё это должно быть обязательно. Дачу смотрели сёстры ещё до больницы. Дача забронирована за сёстрами, вернее не дача, а пока ещё один фундамент. Достройка дачи и ввод в эксплуатацию всего посёлка продолжается в будущем 1961 году. Чтобы Вы разобрались в расположении комнат в будущей даче, сёстры пришлют план её. Мне лично кажется, и как говорят Рая с Зюмой, когда будет сдан в эксплуатацию посёлок, то там должен быть обязательно и магазин. Недалеко колхоз, в котором, очевидно, можно будет покупать кое-что. Всё это дела будущего. Как они пойдут, конечно, сёстры не знают. Пока всё это оттягивается, но всё это должно быть так, как было договорено с Министерством культуры у С.Н. То есть будет всё хорошо.
Я каждый день вспоминаю Вас и шлю Вам светлые мысли. Я знаю, как Вам тяжело с бытом. Всё это мне очень понятно. Очень хотелось, чтобы Вы с Н.И. были поближе к нам. У меня это большое желание, и мне кажется, так я чувствую, что это сбудется в недалёком будущем.
Привет Вам и Н.И. Всего, всего светлого. Виктор.
P.S. Б.А. [Смирнов-Русецкий] в отпуске и не в Москве.
Сердечный привет от Раюшки и Зюмы.
От Людмилочки особый привет Н.И. и Вам, она обнимает Вас и благодарит за светлые мысли о ней. В.
2
9 декабря 1960 г.
Очень дорогие и очень любимые мои Бор. Ник. и Нина Ивановна!
Конечно, я виноват, что так долго не выбрал времени написать Вам, таким близким и таким дальним друзьям. Так Вас сейчас не хватает и сёстрам, и, конечно, мне. Мне кажется, что всё-таки скоро Вы будете от нас совсем близко. Сейчас институт, где работал Ю.Н., выделил специального работника для оформления постановления Сов. Министров относительно памятника, мемориальной доски и дачи. Он будет ходить в Моссовет и нажимать на исполнителей этого распоряжения Сов. Министров. Так что я лично думаю, что к весне дача у сестёр должна быть.
Дорогой Б.Н., мне кажется, что большую часть года Вы сможете пользоваться не только одной Вашей комнатой. Но и всей дачей. Ваша мебель и всё, что у Вас имеется, слава Богу, должно поместиться во всей даче. Так что не надо горевать, как Вы (...) и как разместите всё Ваше имущество. Дай Бог, чтобы Вы приехали, остальное всё сделается. Считайте, что во всём я Ваш первый помощник. Вот это дача.
Я был целый месяц, с 4/XI по 7/XII, в Ленинграде. Это был для меня насыщенный творческий месяц (я имею в виду свою музыку). Очень много я играл, очень много меня слушали, и надо признаться, что все мои слушатели были каждый раз поражены моей музыкой и отзывались о ней с восхищением. Слушал меня профессор консерватории (довольно сухой человек, без особых духовных качеств). Я для него был чудом (вернее, не я, а моя музыка). Он был поражён игрой, слаженной композиционно и имеющей глубокую тематику, которая, по его словам, не уживётся с профессиональной музыкой консерватории. Он сказал, хорошо бы, если мою музыку послушал Рихтер. Он готов оказать мне всяческую помощь в изучении минимума, необходимого мне для элементарной записи моих произведений.
Я отказался пока от этих услуг, на следующем основании: научный работник института музыки услышал мою игру и ухватился за меня, пригласив работать с ним в его научной работе «Творчество». Я дал своё согласие. Я буду играть учёным, научным работникам института, будут слушаться мои записи и т. д.
Работа, очевидно, начнётся с 1/I – 61 г. Этот же научный работник просил меня очень не соглашаться ни на какую учёбу, так как он считает, что это может повредить моему (...) большому таланту (это его выражение). Вот видите, мой милый друг, и не только Вы, но и Ваша жена (вот, не видя её, я принимаю её за близкого человека). Как много я говорил о себе, – но это только потому, что Вы любите (я уверен, что моя музыка была бы близка и Н.Ив.) мою музыку.
Теперь о сёстрах! (я должен был о них говорить раньше). На мой взгляд, Людмила сейчас выглядит и чувствует себя лучше, чем по приезде из санатория, – очевидно, прошёл период действия (...) облучения. Сегодня я заказал ей гомеопатические лекарства, которые прописал ей по моей просьбе доктор Бубнов Mих. Иванович. Он знает семью Рерихов. Люда уже стоит за плитой на кухне и начинает заниматься своими делами. Но у неё режим. Она спит после обеда, спит на балконе и рано ложится спать. Рая чувствует себя хорошо. После санатория общее её состояние очень (...). Стала лучше кровь. Вообще сейчас её нельзя считать больной. В данное время предстоит им, а с ними и мне, большая работа. Дело в том, что сейчас необходимо срочно оформить все наследственные дела. Осталось мало времени до конца года. Сёстры являются наследниками имущества и денег Ю.Н. Но всё это надо юридически оформить.
Этим делом, безусловно бесспорным, – сейчас и надо им заняться с помощью друзей. Всё будет так, как Вы говорили. Всё будет хорошо.
Дорогие мои и любимые друзья. Всё будет хорошо. Целую Вас и обнимаю.
Ваш В.Т.
3
2 января 1961 г.
Я хотел бы, дорогие мои Б.Н. и Н.И., поделиться с Вами моими новогодними состояниями.
Вчера под Новый год ужасно болело сердце. Я даже начинал думать, что произошло, очевидно, какое-нибудь разрушение. Но всё обошлось благополучно – сегодня я уже боли не чувствую. Вчера очень и очень ждал конца 60 года – суровый 60-й год. Ушло много больших прекрасных наших сожителей. Особенно последние дни и часы 60-го года были для меня ужасно настороженными. Я был готов (но разве так надо быть готовым?!) ко всяким неожиданностям.
Кончился старый 60 год, и вот вчера и сегодня состояние моё неустойчивое. Тоска сменяется Радостью. Всё это моментально, мигом. Вчера утром было особенно тяжело. Только вечером, сидя в спальне Ю. Н. и вспоминая все детали 21 мая, я ощутил на миг такую необыкновенную Радость, которую старался механически вызвать ещё раз, – нет, не удалось. Механически такая Радость не приходит. После своими размышлениями я старался найти оправдание такому Радостному ощущению на мои, такие печальные, мысли и воспоминания, которые когда-то вызывали слёзы. Увы! Всё понятно, но необъяснимо рассудком. Сегодня утро началось опять с очень упадочного состояния. После небольшой прогулки я играл (каждый день играю, и надо сказать, что играю, как говорит Мария Филипповна2, – всё новое) – и много читал. Сейчас состояние моё (18 часов), конечно, улучшается, и я стал относительно спокоен.
В среду у меня были Б.А. [Борис Алексеевич Смирнов-Русецкий] с женой и М. Григорьевна [Антонюк]. Показывал картины и играл. Как говорят, играл хорошо – «прекрасно». Чуть-чуть не начался припадок3. Но успел удержаться, и всё кончилось благополучно.
В наступающую среду, кажется, опять кто-то из творческих людей (звонили по телефону) очень хотят послушать мою игру. Я дал, конечно, согласие.
Вчера с 16 часов до позднего вечера был у сестёр. Было хорошо. Кроме меня были Б.А., его жена и ещё некоторые знакомые. Рая немного поплакала. Проигрывали любимые Ю.Н. пластинки. Я ушёл самый последний. Мне понравилась очень Люда – она хорошо себя чувствовала, напекла разных вкусных вещей (конечно, при помощи Раи) – даже немного запела.
Наконец-то они окончили все оформления у нотариуса (конечно, я во всём помогал). По закону всё перешло старшей иждивенке – Людмиле. По существу ничего не изменилось. Это надо было сделать для того, чтобы войти в наследство на оставшиеся в сберкассе небольшие деньги Ю.Н., а также на (...) в дальнейшем гонорары за печатание статей Ю.Н. и на право владения автомашиной (которую собираются как можно скорее продать, что и советует Св. Ник.). Обо всём этом Рая написала Св. Ник.
Конечно, ни в одном письме от Св.Н., полученном сёстрами, нашего с Вами, а также Б.А. [имени] не упоминается. Бог с ними. Я очень просил Раю не упоминать в письмах С.Н. моё имя. Так оно и делается. Может быть, Вы что-нибудь имеете от С.Н.?
Вы просили написать Вам свои соображения относительно жилплощади? Вы знаете, ведь это Вас ни к чему не обязывает. Даже если Вам и дадут площадь в Новосибирске, – ведь Вы уже (...) всё равно измените своё местопроживание?
Дача должна быть обязательно. Теперь всё внимание обратим на дачу. Хочется поскорее увидеть Вас и Н.И. поближе. Так оно и будет. Не может быть, чтобы было постановление и не было дачи. Будет обязательно. Всё, что узнаю нового о даче – буду Вам сообщать. Я, по-моему, писал Вам, что всю Вашу мебель можно разместить во всех комнатах и зимой располагаться в них. А летом (...) можно, где уютно, приспособиться.
Привет и поцелуй от сестёр Вам и Н.И. Я обнимаю Вас, Н.И., крепко целую и радуюсь встрече. Ваш В.
Письмо В. мне, конечно, получил. Спасибо Вам за признание моей музыки.
4
4 января 1961 г.
Вчера с Раей были в Минкультуре и говорили, между прочим, о даче. При нас было выяснено, что там, где предполагалась дача, – это строительство законсервировано, на какой срок – не знают. Нам сказали, что если в марте месяце не будут кончать стройку в законсервированном месте, тогда будут подыскивать дачу где-нибудь в другом месте. Во всяком случае, без дачи (...) оставить не могут, так как на это есть решение Правительства. Но вот какая получается волынка. Есть решение – а дачи нет. Будем, как и Вы, надеяться на хороший исход.
Должно всё быть хорошо. Ну как же иначе. Сейчас надо особое внимание обратить на дачу. В.
5
12 августа 1961 г.
<…> Во время кремации Люды [Л.М. Богдановой] – я почувствовал перемену в Вашем отношении ко мне, но, к сожалению, я не смог, ввиду острого сердечного припадка, закрепить в своем сердце это чувство. Я уехал, и все забыли обо мне. Не до меня, конечно, было всем. <…>
Я, конечно, уже давно признал себя виноватым как перед Вами с Н.И., так и перед сёстрами. Но осознать настолько свою вину перед Вами и сёстрами, чтобы осмыслить ее и глубоко понять – не могу. Помогите мне это сделать ради всего святого. <…> Я, не выяснив какие то положения, сорвал Вас с насиженного места в Москву? Да, я в этом виноват. <…>
Милый мой, – а разве я не ото всей души хотел, чтобы Вы с Н.И. были совсем близко, рядом. Чтобы Вы могли в любую минуту оказать помощь в первую очередь сестрам, а про себя я уже не говорю. Если бы Вы знали, как мне нужна была и сейчас такая же нужда, в Вашей помощи. <…> Вы для меня очень Большой Человек. Я не могу Вам не верить, и в то же время я потерялся и не могу найти причины отношения Вашего и Р.М., противоположного моему отношению. Скажите мне, в чем же дело и я буду Вам сердечно благодарен, т.к. я буду знать, что мне делать, чтобы впредь быть другим с людьми. <…>
Скажите мне все. Я все учту и даю Вам слово Человека, что приложу все свои силы на исправление. Да Бог, чтобы все это было исправимо.
Я очень трудно все переживал и переживаю. <…>
Дорогие мои Б.Н. и Н.И. Прошу Вас понять меня. Понять мои волнения, мои переживания… <…>
Хочу Вас крепко, крепко поцеловать. Думаю, что Вы примете мой поцелуй. Я это и делаю ото всей души. Целую руку Н.И. Желаю Вам и Н.И. всего светлого. Числа 25/8 я с Марией Филипповной уезжаю в отпуск. Уж очень сейчас часто стали у меня приступы сердечные – измучили. А ведь в начале ноября опять Ленинград, Институт музыки, где я уже не могу отказаться от работы, как бы я себя не чувствовал. Жду от Вас, дорогие, несколько строк. Привет Вам от моей жены М.Ф.
Ваш Виктор.
Послесловие к Письмам из книги:
Нужно сказать, что чету Абрамовых после переезда все время опекали друзья, особенно в тот период, когда Нина Ивановна осталась одна. Виктора Тихоновича тоже не было, и теперь уже Борис Алексеевич уделял этим заботам особое внимание. Его молодые друзья помогали ему в этом, посещали по его поручению и писали ему о Н.И., даже во время его пребывания в Сортавале. «Н.И. здорова, ее навещал Олег, а сейчас поехал Женя», - пишет Борису Алексеевичу Ольга Ивановна Тананаева 27 июня 1980 г. А вот сообщение Е. Николаева от 3 июля 1982 года: «У Н.И. обычно трудные хлопоты с огородом и дровами. Переезжать она не стала, и от квартиры мы отказались. Помощница у нее пока есть».
1 Здесь и далее: многоточием в скобках отмечены слова, написанные неразборчиво. Прим. З.П. Грибовой.