Башкова Н.В.

«…Чтобы сердца стали как одно…»
О письмах Б.Н. Абрамова к Е.И. Рерих (2020)

Между Е.И. Рерих и семьёй Б.Н. и Н.И. Абрамовых существовала многолетняя переписка. В архиве семьи Рерихов имеется 39 писем Елены Ивановны к Абрамовым¹. Благодаря установившейся традиции сохранять всю корреспонденцию, в архиве Рерихов сохранились и все дошедшие до них письма и открытки от Абрамовых. В музейном фонде находятся 71 письмо Бориса Николаевича, 32 письма Нины Ивановны и 14 открыток от них.

Для Б.Н. и Н.И. Абрамовых каждое письмо Е.И. Рерих было «целым духовным событием» (2.06.1936 г.). В свои ответы Борис Николаевич вкладывал столько сердечности и душевных сил, что всегда искренне переживал, когда становилось известно, что отдельные письма так и не доходили. Когда ответы Елены Ивановны задерживались, он часто посылал открытки, где кратко писал о разных событиях и, конечно, о главном – что они помнят, любят и очень ждут весточки от Елены Ивановны.

Следует отметить, что почта между китайским городом Харбином и поселком Наггар в долине Кулу, а позже городком Калимпонг в Восточных Гималаях далеко не всегда работала исправно. Ливни и серьезные наводнения, часто случавшиеся в тех местах в Индии, приводили к обрушению горных дорог и мостов, что на долгое время прерывало почтовое сообщение. Некоторые письма, полученные Рерихами, были сильно размыты водой.

Во временном отношении переписку можно разделить на два периода:

- с 1936 по 1940 г.;

- с 1950 по 1955 год, то есть вплоть до ухода из земной жизни Е.И. Рерих.

Из писем Б.Н. Абрамова первого периода до нас дошло только два письма: 1936 г. и 1940 г.; ответных писем Елены Ивановны имеется также два (и еще фрагмент, адресованный Абрамовым, в письме к Е.П. Инге (12.01.1940 г.), которая была членом харбинского старшего «Содружества»). Все остальные письма относятся ко второму периоду.

Самые первые письма Рерихам были посланы Абрамовыми, видимо, в начале 1936 года. В архиве они отсутствуют. На эти письма Елена Ивановна не смогла ответить по нездоровью, но уже в середине апреля от нее пришло первое ответное письмо и сразу с подарком – ею были посланы два тома книги «Беспредельность» лично Абрамовым. Сейчас первый том этой книги хранится в фонде семьи Абрамовых в Венёвском Краеведческом музее (Тульская область), а второй – в Музее Н.К. Рериха в Новосибирске².

Между двумя указанными периодами переписки – большой промежуток в 10 лет, включивший в себя и годы Второй мировой войны. Из первого письма Бориса Николаевича от 14 февраля 1950 г. мы узнаём, что харбинцы, опираясь на письма Рерихов и разные доходившие до них сведения, решили, что они уехали в СССР, и ожидали получения письма от Рерихов уже оттуда.

Первым, кто прервал затянувшуюся паузу в переписке, был Юрий Николаевич Рерих. Именно он 13 января 1950 г. написал письмо младшему брату Николая Константиновича – Владимиру Константиновичу Рериху (1882-1951), который с 1920-х гг. жил и работал в Харбине. Получив весточку, Владимир Константинович пришёл к Абрамовым поделиться радостью и прочитал её. Это и послужило толчком к возобновлению переписки между Рерихами и Абрамовыми.

Борис Николаевич так описывал этот трогательный эпизод в письме к Елене Ивановне: «Позавчера, в Воскресенье, пришёл к нам дядя Володя и принёс Ваше, т.е. Ю.Н., письмо от 13-го января. Мы так были рады иметь от Вас весточку, что мы даже расцеловались с дядей Володей. Случайно к нам в этот час зашла Е.П. [Инге]³, и наша радость удвоилась. Ведь мы ничего, ничего о Вас не знали. Думали, что Вы уехали, куда хотели, и ждали от Вас письма из квартиры Бориса Конст[антиновича Рериха]»⁴ (14.02.1950 г.), жившего в СССР.

В первых письмах 1950 г. Борис Николаевич выражал и радость, и удивление той духовной близости и огромному доверию, которые естественно возникали в его сердце по отношению к Елене Ивановне: «Почему, когда думаю о Вас или перечитываю Ваши редкие письма, из глубины души поднимается такая волна чувствований и мыслей и теплоты, что выразить их словами было бы совершенно невозможно. Почему так многое хочется сказать Вам; что-то большое, большое. Иногда даже приходят дерзкие мысли, что я имею какое-то далёкое, далёкое право на это чувство, и что эта близость не может не пережить всего и продлиться и в далёкое будущее» (25.02.1950 г.). И в первом же письме 1950 года он решительно утверждает: «Буду писать теперь часто» (14.02.1950 г.). Эта переписка дала столько жизненных сил Абрамовым, так окрылила их, наполнила прекрасными надеждами и радостью о будущем, что в письмах 1953 г. Борис Николаевич сознательно повторяет: «Ведь мы живём от письма до письма» (11.10.1953 г.). «Так и ходим с радостью на сердце от письма до письма» (27.10.1953 г.).

Переписка с Е.И. Рерих, особенно её второй период, пришлась на очень важный этап в жизни Бориса Николаевича. Это было время становления его как составителя нравственно-философских Записей, многотомного труда, продолжавшегося до конца его жизни. В докладе мы коснёмся ряда тем переписки, которые помогут осветить внутреннее состояние Бориса Николаевича и событийный фон его жизни тех лет.

Одна из тем писем – изучение книг Живой Этики. Все вышедшие к 1936 г. книги Учения были в Харбине, но не в личном пользовании Абрамовых. Из писем до конца непонятно, откуда они получали книги для чтения – из публичной ли библиотеки или из книжных фондов старшего «Содружества» (которое, напомним, стало складываться во время пребывания Н.К. Рериха в Харбине в 1934 г.). Так, в письме 1936 г. Борис Николаевич писал: «Прочел II и III часть Мира О[гненного], первую успел три раза, вторую тоже три, а третью лишь один, получил на неделю. Читаю и думаю: вот, ведь говорится то, что является выражением моих сокровеннейших чаяний, мыслей и устремлений. Всё мое, всё звучит и зовёт на Подвиг, теперь уже близкий. И то, что глубина неисчерпаемая, не огорчает, а наоборот, радует возможностью бесконечного изучения и подъёма. Священные Заветы углублены и расширены в созвучии с наступающим Аквариусом⁵. И ничего кроме и не читаю» (2.06.1936 г.).

Позже, в письме от 14-17 мая 1950 г. Борис Николаевич отмечал: «Что касается Ж[ивой] Э[тики], то обычно в течение года я её заканчиваю всю с начала до конца. Это обычно, а бывали годы, когда на сердце было легче, успевал и по два раза. Запомнить всё хотел, да поглубже. Есть ли уже Надз[емное], как бы хотелось увидеть».

Борис Николаевич напряженно, планомерно и с большой любовью изучал книги Живой Этики. Уже в первом письме 1936 г. он чётко и определённо говорит о своей заветной цели – я «так занят мыслью, как достичь того [–] полностью, без колебаний, [–] чтобы Ж[ивая] Этика стала частью существа; всё бы его наполнила. Уже понял, что не в словах, умилении и восторге, нет, а в преломлении каждого дня и всей жизни – служение Высшему. И когда Ж[ивая] Этика становится частью всей сущности нашей, тогда понято Уч[ение]» (2.06.1936 г.). Итак, не теоретическое, отвлечённое знание искал Борис Николаевич, а ставил цель подлинного внутреннего преображения, когда Высшее и Духовное воплощается в естественном, гармоничном единстве мысли и практики, слова и дела.

Помимо чтения, Борис Николаевич с сотрудниками составляли тематические подборки. Так, он писал Елене Ивановне: «Вот Вы говорили М[арии] Н[иколаевне Варфоломеевой] о качествах, а мы, и я рад, что почувствовал Ваше желание, давно уже до этого, сделали это. И о терпении, и о страхе, о любви не забыли» (14.05.1950 г.).

У Бориса Николаевича существовал ещё один заветный мотив к углублённому освоению Учения. В письмах Елены Ивановны неоднократно звучала мысль о необходимости переезда русских единомышленников из-за рубежа на Родину, когда к тому сложатся подходящие условия. Она утверждала возможность личной встречи с Абрамовыми в России. Мечта о такой встрече стала для Бориса Николаевича необычайным вдохновляющим стимулом, магнитным вектором жизни. С Ниной Ивановной они много говорили об этой встрече, представляли её, думали о том, чем могут быть полезными для Рерихов и для воплощения идей Учения в жизни. Удивляет, насколько самоотверженно, искреннее и широко готов был помогать и, главное, сумел бы помочь Борис Николаевич – от разнообразных хозяйственных дел до глубоко бережной и сосредоточенной работы по упорядочиванию Записей Елены Ивановны последних лет.

Так, он очень переживал, что в конце 1954 г. Елена Ивановна вынуждена была прервать свои текущие занятия и участвовать в ремонте «теремков» – так называли свой дом в Калимпонге, на севере Индии, Елена Ивановна и Юрий Николаевич, жившие там вместе. В ответном январском письме Борис Николаевич сожалел, не скрывая сердечных эмоций: «Очень огорчился Вашим ремонтом. Дело Ваших сыновей: одного – писать научные книги, другого – картины. А уж за ремонтом-то мог бы и я присмотреть. И отопление мог бы поправить, если центрально, краны, вёдра, ванны починить, запаять, что надо, кастрюли полудить, даже чайник или ведро сделать. Знаю немного слесарное дело. И вещи бы перенести помог. А вот Вам самой пришлось за всем смотреть. Очень, очень огорчился, что моё дело пришлось не мне делать. Но видно такова уж судьба моя горькая, что любимому человеку не дано послужить и позаботиться о нём. Да и Святославу Николаевичу мог бы помочь при перегонке масла и все приспособления для опытов сделал бы своими руками. И это могу: опыт большой есть. И отстойники бы сделал; сами бы масло на ходу отделяли, если он гонит его паром. Он бы только посматривал да распоряжался. На будущее скажите ему об этом» (12.01.1955 г.). Из этого письма мы видим, каким рукодельным и мастеровы́м был Борис Николаевич. Известно, что он несколько лет работал в химических лабораториях КВЖД и вполне компетентно мог бы помогать Святославу Николаевичу в переработке сырья с его масленичных плантаций в Бангалоре.

В письмах разных лет Борис Николаевич заботливо и настойчиво повторял мысль: «Когда буду около Вас, Вы будете делать только то, что кроме Вас никто сделать не сможет» (15.02.1954 г.). «Думаю лишь о том, как бы, когда придёт время, сделать всё, что ожидается от сына. В этом желании и устремлении нет, не было и не будет ни сомнений, ни колебаний, ни уклонений» (29.06.1953 г.; см. также письмо от [28-29 марта 1953 г.]). «Мне иногда очень бывает обидно, что Вам в Ваши годы приходится всё делать самой. Мечтаю о том, что, когда встретимся, Вы будете делать только то, что, кроме Вас, никто сделать не может. Вы будете только говорить, а всё будет делаться теми, кто Вас любит. Не может Ваша энергия тратиться на механическую работу, которая Вас так утомляет. Думал об этом, ибо строение Вашего организма требует очень бережного к нему отношения. Именно дух Ваших желаний будет исполняться, но не буква, и это избавит Вас от лишних усилий» (25.05.1955 г.).

Вместе с тем Елена Ивановна, зная о глубоком интересе Бориса Николаевича к Учению, его познаниях и духовных стремлениях, неоднократно писала и крепко надеялась на его помощь в другой важной области – систематизации Сокровенных Записей, еще не вошедших в книги Учения. В ноябрьском письме 1952 г. она определённо писала: «Сын мой будет мне очень нужен. Сын, который посвятит всё своё время именно работе В[еликого] Вл[адыки] по приведению в порядок и систему всех моих записей и по рекордированию нигде не записанных, замечательных происшествий, явлений и всего необычного, накопившегося за нашу долгую жизнь» (6.11.1952 г.). «Также и по собиранию материалов о нашем Светлом Гуру» (18.07.1952 г.). Гуру – так называли Николая Константиновича Рериха его ученики.

Каждое упоминание и тем более очередное подтверждение возможной будущей встречи в России приносило Абрамовым несказанную радость. «Спасибо Вам, – отвечал Борис Николаевич, – и за то, что о встрече опять упомянули, ведь это мне как бальзам живительный. Когда трудно, я всегда начинаю думать о нашей будущей встрече, в которой для меня заключается всё. Уже не мыслю свою жизнь без этого и думаю лишь о том, чтобы приготовить к этому и одежду себе соответствующую» (25.02.1951 г.). В другом письме: «…Встреча неотменна. Вот о ней-то и думаем и на ней строим весь уклад нашей личной жизни и в зависимости от неё» (14.06.1952 г.). «Вы пишете о встрече. Это так радостно. Не мыслю без неё будущего. (…) Когда будет встреча, на сына Вы можете рассчитывать полностью и всецело, т.е. всё его время будет отдано Вам» (14.07.1954 г.). Когда же приходила весть об откладывании срока встречи, Борис Николаевич искренне сожалел: «Годом ожидания огорчён чрезмерно, ибо на год меньше будет и встреча» (07.10.1952 г.). «Чем больше продвигается время, тем короче будет период встречи» (2.03.1955 г.).

Не случайно в одном из писем звучит забота о том, чтобы к встрече приготовить «одежду себе соответствующую». Ведь речь идет прежде всего об «одеянии духа», о тонкой настроенности сознания, внутренней готовности к самоотрешению и полному преданию себя задачам духовного служения. С первых писем 1950 г. Борис Николаевич пишет о сознательной работе над собой именно в свете будущей встречи и сотрудничества с Рерихами. Он стремится усилить в себе ещё бо́льшее созвучие с идеями Учения Живой Этики, выработать ещё более глубокое понимание Основ Жизни. Он снова перечитывает Учение, два тома Писем Е.И. Рерих, вышедших под её редакцией в 1940 г. в Риге. Он пишет: «К встрече перечитываю снова и снова письма Матери в красных обложках и всё любимое. Ведь каждая строчка сближает. Хочу, чтобы сознания стали как одно» (30.07.1950 г.). «Помните слова Вл[адыки] «станьте ближе, ещё ближе…» Вот и хочу встать к Вам ближе, так близко, чтобы сердца стали как одно, и слилось сознание. И я просыпаюсь с мыслью о Вас и приветом и, засыпая, думаю хоть во сне увидеть Вас и побыть с Вами» (29.06.1950 г.). «Только и думаю о том, что ещё должен я сделать, чтобы стать ещё ближе, как можно ближе» (25.12.1950 г.). Уже в майском письме 1950 г. Борис Николаевич просит Елену Ивановну о разрешении называть её мамой – очень значимым для него, драгоценным словом. Она принимает такое обращение и ответно пишет: «мой сын Борис» (26.09.1950 г.).

В тех же летних письмах 1950 г. Борис Николаевич подчеркивает, как неизмеримо углубилось для него понимание и, главное, прочувствование любви. Это уже не теоретическое знание, а живой источник сил и творческого вдохновения. «Теперь я понял, что такое любовь, понял, что это – всё, что она сильнее всего, что это кратчайший путь, что выше нет ничего и цель – только через неё и ею. Оно выше всех качеств, вот и храню это чувство, и поливаю цветы каждый день и с заботой. Хочу, чтобы этот огонь сердца смёл всё ненужное и мешающее. Хочу этого во имя того, чтобы помогать Вам долго, чтобы иметь на это право и быть, если это мыслимо, около Вас. По моему разумению, быть “около” это значит сделаться незаменимым, это значит трудиться и трудиться, и после целого дня напряжённой любимой работы увидеть Вас, поцеловать Вашу руку и хоть бы две-три минутки посмотреть на Вас. Ведь прожил полвека, а Любимого Нашего [Николая Константиновича] видел считанные часы, и это за всю жизнь; как же дорого и значимо каждое мгновение встречи. Вот болела Нинка [Н.И. Абрамова], и трудно нам было очень, но мы многое поняли, поняли, как надо быть бережным к близким и любимым, ибо этой бережности вокруг не было, и поняли, как бережно и заботливо нужно даже думать, когда с Вами. И я готов платить и платить ещё и ещё [имеется в виду: испытаниями и трудностями в жизни], лишь бы это дало мне возможность не только не отяготить Вас при встрече, но и быть полезным. Вы поймёте, родная, то, что хочу сказать. ... Думаю не о “сладких мечтах” и “орешках в сахаре”, а о том, что, когда придёт время, быть около, помочь, оберечь, облегчить Ваши трудности, по мере сил и разумения» (30.07.1950 г.).

Духовный путь Бориса Николаевича, несомненно, – это путь Бхакти-йога, путь любви и безграничной преданности. В его письмах мы почти не находим постановки интеллектуальных вопросов, касающихся различных тем Учения. Это не значит, что их не было у Бориса Николаевича, уже столь долго и серьёзно изучавшего Учение, начиная с книг Е.П. Блаватской еще в 1920-х гг. В нескольких письмах он говорит: «Елена Ивановна, не задаю Вам вопросов не потому что их нет, а потому что их так много, что просто не осмеливаюсь Вас тревожить, потом спрошу. Я их помню все» (14.05.1950 г.). «Ужасно мне трудно писать Вам, и я в отчаянии из-за невозможности вместить в лист бумаги тысячи назревших вопросов. Так нужно повидаться с Вами» (25.02.1951 г.). «У меня тысячи вопросов, но ими не тревожу. С меня довольно даже того, что кто-то единственный может на все на них ответить. Я не задаю их, жду» скорой встречи (7.10.1952 г.).

После того, как Елена Ивановна ответила на ряд вопросов Бориса Николаевича, он искренне ей написал: «Спасибо Вам, что Вы ответили на мой вопрос относительно Сатурна и т.д., но, к сожалению, у меня в связи с этим возникло ещё больше вопросов, которым не вижу конца. Потому от вопросов воздержусь насколько хватит сил» (15.02.1954 г.). «Мне до того надо Вас видеть и поговорить, что и сказать не могу. Именно поговорить надо, на вопросах невозможно остановиться, ибо их слишком много» (15.02.1954 г.). И даже задав вопросы, Борис Николаевич готов был отложить их на неопределённое время, поскольку чувствовал, что Елена Ивановна может прибаливать. И далее писал: «Вы, пожалуйста, не затрудняйте себя ответом на эти вопросы, эти могут подождать до встречи. Не космогония самое ценное для меня в Вашем письме и письмах, но слова [Духовного Учителя]: “Ояви им Мою заботу о них”. Ибо при этом условии и космогония придёт, а без них ничего не надо. К чему без Него знание и вообще что бы то ни было. Очень благодарю Вас за любовь и за ласку. Её-то нам и нужно больше всего» (15.02.1954 г.). «Пожалуйста, если Вы чувствуете себя неважно, не отвечайте на мои вопросы в тех письмах. Подожду до встречи» (30.03.1955 г.). 

Но вот что удивительно: Елена Ивановна, доверяя Абрамовым и желая поделиться с ними сокровищами Мудрости, часто сама подробно освещала сложные вопросы, касающиеся как мироздания, так и внутренней природы человека. Она знала, что всё это найдёт отклик и понимание в их сознании. В ноябре 1953 г. она прислала им большой фрагмент своих уникальных Записей последних лет, которыми делилась в таком объёме только с ближайшими сотрудниками З.Г. и Д. Фосдиками. Так путь Бхакти естественным образом становится и путём Джнани, т.е. познания и расширения сознания. Сама Е.И. Рерих отмечала в письме к Е.П. Инге: «Родные, любите, любите и любите. Не устаю повторять это всем моим близким. Сама я, конечно, избрала путь Бхакти, но продвижение по этому пути уявилось путем Джнани. Знание Великого Учителя становится доступным, как Сказано: “Библиотека Беспредельности становится достоянием нашим, когда сознание сливается с Сознанием Высшим”. Осознайте, родные, прочувствуйте сердцем чудесное Единение в Любви и Служении Благу!» (28.04.1951 г.). В связи с этим вспоминаются глубокие строки из «Знаков Агни Йоги»: «Какой мудрец знания не будет владыкою любви?!» (§ 28)

Как мы знаем, Борис Николаевич много лет работал преподавателем английского языка. Хорошее владение языком позволило ему заниматься переводческой деятельностью. Вместе с Екатериной Петровной Инге, членом старшего «Содружества», они перевели книгу Е.П. Блаватской «Разоблачённая Изида»⁶ на русский язык. Первый том переводила Е.П. Инге, а второй – Б.Н. Абрамов. К сожалению, до возобновившейся переписки Елена Ивановна не знала о сделанном ими переводе, наличие которого её порадовало. В письме от 25.05.1952 г. она передала Борису Николаевичу просьбу Духовного Учителя о переводе второго тома своих «Писем» на английский язык, именно второго, так как первый том уже завершала переводить В.Л. Дутко. Борис Николаевич был очень рад этой задаче и с 7 июня с присущей ему самоотверженностью начал активно работать над переводом «Писем». Этот труд еще больше способствовал сосредоточению его мыслей вокруг облика Елены Ивановны и более глубокому прочувствованию идей Учения.

Почти в каждом письме Борис Николаевич писал, какую часть ему удалось перевести. Дело продвигалось не так быстро в связи с его напряжённой работой в Харбинском политехническом институте, но он старался выкраивать время и каждый свободный час посвящать переводу. Елене Ивановне даже пришлось приостанавливать перевод Бориса Николаевича из опасения его переутомления. В письме от 25 мая 1955 г. Борис Николаевич, наконец, радостно сообщал о завершении перевода писем. Причем рукопись была аккуратно перепечатана на машинке его помощницей О.С. Кулинич. Так перевод 2-го тома занял у него ровно три года.

Чуть ранее Елена Ивановна успела лично просмотреть и отправить в Нью-Йорк З.Г. Фосдик перевод 1-го тома Писем, который и вышел в свет в 1954 г. В 1955 г. самочувствие Елены Ивановны стало резко ухудшаться, и она почти прекратила переписку. Последнее письмо, отосланное ею Абрамовым было от 29 апреля; больше писем от неё они не получали. Поэтому мы не знаем реакции Елены Ивановны на окончание перевода Борисом Николаевичем.

Однако ранее, в июле 1954 г., Елена Ивановна передала В.Л. Дутко благодарность Великого Учителя за прекрасный перевод 1-го тома и пожелание напряженно продолжить работу над следующими письмами. При этом она отметила: «Яро я не ожидала такого Вам Указания» (13.07.1954 г.). Второй том в переводе В.Л. Дутко вышел только в 1967 г., т.е. 12 лет спустя после завершения его Борисом Николаевичем.

Как сложилась дальнейшая судьба переводов Б.Н. Абрамова – неизвестно. Поскольку он был знаком и переписывался с З.Г. Фосдик, то, скорее всего, он переслал эти переводы ей в Нью-Йорк, и они могут храниться в архивах Музея Н.К. Рериха. Причем, эта посылка могла состояться еще до переезда Абрамовых в СССР, так как на родине их публикация была бы невозможна, а в английском переводе не было необходимости.

Еще одна важная и интересная линия писем – это необыкновенный рост интереса к искусству и самостоятельного творчества, переживавшийся, причем, как самим Борисом Николаевичем, так и его ученицами. Особые волны вдохновения Б.Н. Абрамов стал ощущать с начала 1949 г. Он писал, что, хотя в Харбине только в это время узнали об уходе из земной жизни Н.К. Рериха и тяжело восприняли эту утрату, облик Гуру был именно тогда необыкновенно близок ему. Борис Николаевич даже посвятил Н.К. Рериху несколько произведений. Одно из них – прозаическая миниатюра «Любовь-победительница». Мы знакомы с ней по публикации в книге «Устремленное сердце», где она напечатана первой⁷. В письме к Елене Ивановне от 14 мая 1950 г. эта миниатюра приводится полностью. И теперь мы знаем, что она была написана в первой половине 1949 г.

Из писем следует, что Борис Николаевич уже давно писал стихотворения, скорее всего, с середины 1930-х гг. Он неоднократно ссылается на «давнюю» (т.е. еще в первый период переписки) присылку Елене Ивановне своих поэтических произведений (он упоминает: «Замок чудес», «Ёлочку» (28.06.1951 г.), «Кавказ, Алтай и Гималаи…» ([конец июля – август] 1951 г.)). В письмах 1950-х гг. приводятся четыре стихотворения. Одно из них содержится в письме, особенно сильно пострадавшем от наводнения (14.05.1950 г.), поэтому расшифровать его было очень сложно и несколько слов восстановить не удалось. Второе четверостишие посвящено Елене Ивановне с выражением благодарности за письма (5.05.1950 г., 30.07.1950 г.). Третье стихотворение «Нитью сердец…» уже известно по публикации в журнале «Культура и время» (2008, № 2. С. 17). И четвертое – Борис Николаевич определяет как «гимн». Он вошел в параграф 600 «Граней Агни Йоги» от 4.12.1953 г.

Приведем два первых стихотворения. Можно смело сказать, что мы с вами являемся их первыми читателями. Первое посвящено Духовному Учителю.

Хочу!

Забыть себя и победить слиянием сердец,

И протянув от сердца нить, увидеть, наконец,

Того, о Ком живёт мечта, Кем мысли все полны.

В Ком воплотилась Красота, и явью стали сны.

Достичь и, слившись сердцем с Ним, в лучах Его любви

Помочь посильно и другим подняться от земли

И мыслью пламенной творя, увидеть поскорей,

Как вспыхнет [новая заря для] счастья всех людей.

               Матери:

Любимая, близкая, светлая,                 

За ласку Твою бесконечную,                  

За тёплое слово, приветное

Спасибо большое, сердечное!...

Такая область творчества, как сочинение музыки, была для Бориса Николаевича совершенно новой. Он не имел музыкального образования. Однако вся первая половина 1950-х гг. прошла именно под знаком музыки. В сентябрьском письме 1950 г. Борис Николаевич, удивляясь сам себе, рассказал о способе сочинительства и роли в этом своей ученицы: «Помните картину нашего Любимого [Н.К. Рериха] «Сам Вышел». Я очень её люблю⁸. Сочинил на неё слова, ещё давно, а теперь музыку к ней. Дочка [Ольга Кулинич]⁹ помогла облечь мою мелодию в соответствующую форму. Аккомпанемент получился хороший. Она как музыкантша говорит, что получилось нечто очень серьёзное, почти классическое. Она же и пела её. А потом я дал ещё две вещи, одну в свете оперной арии, а другую в форме, подходящей под общее название «героики». Больше всех я поражаюсь сам, что на старости лет стал сочинять недурные муз[ыкальные] вещи, не имея никакого муз[ыкального] образования. Дочка помогает мне их оформлять и записывает их. Следуя моему примеру, она тоже сочинила уже несколько вещичек и вокальных и без пения. Сперва они были простенькие в стиле романсов, но с каждым разом становятся глубже и серьёзнее. И невольно она и Ната [Наталия Спирина¹⁰, и ребёнок (Оля) [Ольга Бузанова]¹¹ тоже сочиняют» (20.09.1950 г.).

Через 9 месяцев Борис Николаевич вновь отмечал: «Мы теперь, т.е. Ваши близкие, пишем и стихи, и музыку сочиняем и вообще полны желанием что-то сделать в области искусства. Это желание очень сильно. Я никогда ничего не сочинял. И вдруг у меня родилось несколько очень славных мелодий к словам, которые когда-то посылал Вам. Помните? «Замок чудес», «Ёлочка» и т.д.» (28.06.1951 г.). «Помните, у Вас среди прочих стихов, были стихи: «Кавказ, Алтай и Гималаи…» Сочинил сам на них музыку и ещё на двенадцать других. Музыка к указанным выше стихам получилась величественная и торжественная. Сам себе не верю. На старости лет композитором стал. Я даю голую мелодию, а дочка облекает её плотью на пианино в очень красивую форму с вариациями, богатую и яркую и сама же поёт. Начала учиться петь по моей просьбе. (…) Мои музыкальные вещи явились для меня полнейшей неожиданностью. Захватила меня и проза. Ну, тут чувствую себя, как рыба в воде. Чувствуется во всём этом помощь Вл[адыки]. Да и Сказано было много мне о творчестве. Плывём на приливе творчества» ([конец июля – август] 1951 г.). В 1954 г. Борис Николаевич писал, что музыкальное творчество «времени … требует много, т.к. у меня пианино нет, и мне приходится запоминать всю мелодию наизусть. Мотивы у меня родятся на свои собственные стихи, иногда на Натины» (15.02.1954 г.). Почти при каждом упоминании творческих достижений Борис Николаевич повторял о своем сильном желании, чтобы его мелодии когда-нибудь послушала Елена Ивановна: «И мне так хочется, хочется, чтобы Вы их услышали» (30.11.1952 г.).

В письмах Борис Николаевич также рассказывал о большом влечении к занятиям живописью, особенно масляными красками. Впервые такое желание возникло у него в 1941 г. Не имея художественного образования, он стал самостоятельно учиться рисовать акварелью. Он писал: «Образы и картины откуда-то массой возникали в сознании. Образы сильные, прекрасные, захватывающие. А технически передать было так трудно. Среди рисунков есть три. Один посвящен В[еликому] Вл[адыке], другой Матери [Е.И. Рерих] и третий Отцу [Н.К. Рериху]. И вот мечтаю, что придёт время, и нарисую их маслом. Сейчас невозможно, нет красок. Чувствую, что сумею, хотя никогда и не рисовал маслом. Если же не выйдет, то, может быть, Св[ятослав] Н[иколаевич] поможет, сюжеты мне кажутся такими особенными. Когда близкие смотрят на мою неумелую работу, то, несмотря на это, не могут оторваться. С любовью рисовал…» (14.05.1950 г.). Борис Николаевич просит извинения, что сам себя похвалил, но в письмах чувствуется, насколько эта область искусства ему была особенно близка и искренне увлекала. «Ужасно хочется рисовать и, именно, маслом. Акварелью не хочется, т.к. нельзя ошибаться. Давно уже мечтаю написать хоть две-три картины, хоть маленькие. Никогда не рисовал, а чувствую, что могу. Эх! Если бы мне школу!» – сожалел он (29.06.1953 г.). «Мне очень хочется писать маслом, или, говоря проще, рисовать масляными красками. Но сейчас это у нас сложно. Краски надо готовить самому, да и технику рисования я плохо знаю. А желание сильное. Акварелью писать не хочу, т.к. с ней нельзя ошибаться» (12.08.1953 г.).

Еженедельные занятия с духовными ученицами приносили свои творческие результаты. Часто встреча проходила в форме концерта, когда девушки показывали свои последние наработки – это могли быть рисунки, стихотворения, рассказы, сказки, музыкальные, в том числе вокальные, произведения. В письмах к Елене Ивановне Борис Николаевич кратко описывал характер каждой из учениц, их жизнь и стремления. Было послано несколько фотографий девушек. Борис Николаевич пересылал стихотворения Н.Д. Спириной, О.А. Копецкой. Полностью был послан сказ «Медведь» Наталии Дмитриевны. Старался словесно передать настроение музыкальных произведений своих учениц.

Особенно успешно и глубоко происходило творческое развитие старшей из учениц – Н.Д. Спириной. Её выделяла и Елена Ивановна. Борис Николаевич несколько раз подтверждал: «Относительно Нат[алии] Дм[итриевны] могу Вас порадовать: как Вы о ней говорили, так и получилось и ея новая способность растёт прямо на глазах. Есть чем Вас порадовать. Замечательно у неё получается. Ходит счастливая, с переполненным сердцем и понимает всю серьёзность своего счастья. Не отстаю от неё и я, очень не отстаю, и уже перестал удивляться. Многим мог бы порадовать Вас…» (25.02 [04].1951 г.)¹²

При оценке творческих работ, как своих, так и других людей, Борис Николаевич обращал особое внимание на своеобразие, новизну мысли, её духовную утончённость, а также на оригинальность формы, её внутреннюю ритмичность и музыкальность. «В этих вещах и у ней [Н.Д. Спириной], и в себе самом меня поражает какой-то особенный ритм и музыкальная тональность самих вещей и их оформление. Видимо, оригинальность и неповторяемость, и вечная новизна, и неисчерпаемость является свойством Луча. Ведь это уже область искусства» (26.09.1953 г.). Речь здесь идёт не только о музыкальных произведениях, но и о словесных, и живописных.

Именно в такой возвышенной атмосфере – при особенном углублении в тексты Учения, перевод Писем Елены Ивановны, в ожидании заветной встречи и сотрудничества с Рерихами, в подъёме и расширении сфер творческого проявления – стала усиленно нарастать и работа над сокровенными нравственно-философскими Записями мыслей Духовного Учителя¹³. В конце декабря 1950 г. Борис Николаевич писал, что «за последние четыре недели это состояние моё особенно усилилось», и он имеет «нечто очень похожее на Л[исты] С[ада] [Мории], равное по величине половине их. Необычайно интересно замечать, как жизнь становится сказкой» (25.12.1950 г.). Итак, к началу 1951 г. Записей было относительно немного, но объём их с каждым днем увеличивался. Борис Николаевич опасался затруднять Елену Ивановну длинными письмами и своими записями. В нём чувствуются некоторые сомнения и неуверенность в себе. В течение 1950 г. он посылает всего несколько небольших фраз: «Двадцатого июня слышал Слова: “В белых одеждах придите ко Мне”. И ещё: “А ты следи за собой и помни, Люблю тебя и Луч везде с тобой. У самого Сердца В[ладыки] идёт поучение жизни”». И тут же спрашивает: «А может ошибся?» (15.10.1950 г.). «Сегодня утром слышал Слова: “Любовью восходим”» (30.10.1950 г.)¹⁴.

Четвертого декабря 1950 г. пришло первое в течение 2-го периода переписки подтверждение Еленой Ивановной того, что Источник Записей Бориса Николаевича самый высокий: «Родной, слушай Слова Посылаемые и не допускай и тени сомнения. Великий Владыка ближе близкого и Единый и Сокровенный Источник Вечной Любви и Красоты Необразимой». Эти слова, конечно, дали Борису Николаевичу прилив сил и вдохновения. Однако он не переставал перепроверять себя и теперь часто посылал Елене Ивановне фрагменты Записей. Поскольку темы Записей расширялись и часто были необычны (например, природа света и космических лучей, простота великих Законов Жизни, будущее человечества и т.д.), Борис Николаевич стремился уточнить у Елены Ивановны, насколько верно он слышит и записывает. В дошедших до нас письмах он приводит более 50 фрагментов Записей. Все они опубликованы в «Гранях Агни Йоги» (начиная с 1951 г.).

На один из фрагментов о космических лучах Елена Ивановна ответила развёрнутым пояснением и существенным расширением знаний о происхождении планет, генезисе лучей и их сложной структуре¹⁵. Борис Николаевич был вновь поражен глубиной познаний Елены Ивановны и выразил ей искреннюю признательность за внимание и ответы.

Поощряемый Еленой Ивановной к систематическому продолжению Записей, Борис Николаевич к концу 1951 г. (письмо от 31.12.1951 г.) и с началом 1952 г. отмечает возрастающий объём их и то, что ему очень хорошо удается всё запоминать и записывать. «В[еликий] Вл[адыка] и Его интересы занимают всё моё сердце и значительную часть мыслей, и этим наполнена вся жизнь, да при том так, как этого никогда не было раньше. …И я запоминаю всё очень хорошо. Когда встретимся, есть чем Вас порадовать» (7.03.1952 г.). «…И уже не фразы, а целая поэма сердца получается» (14.06.1952 г.).

«…Глядя на любимый Лик, чувствую, как целый поток мыслей вливается через сердце и уже не могу отличить, где своё, где не моё. Стараюсь не потерять ни одной. И они и форма их выражения очень своеобразны. И лишь по-прежнему боюсь отсебятины; кому она нужна. Если бы Мама была около, она объяснила бы и сказала, как утверждала и ранее во всём, что было непонятно. Но я установил ритм, и он необычайно плодоносен. Я уже делился с Вами этой плодоносностью. Но нужно утверждение близкого сердца. И если можно, очень хотелось бы знать, но через Вас, а не через себя, как относиться к этим трудам моим В[еликий] Вл[адыка]» (7.12.1952 г.)

«…По его [писания] необычности содержания можно было отличать своё от не своего. Свое собственное обычно мне смотреть-то неинтересно, а тут как раз наоборот, словно не я все это делал» (11.01.1953 г.)

«Просыпаюсь около пяти и тотчас же всё внимание своё отдаю мыслям любимым и о любимых, и мысли бывают всегда новы и плодоносны. Это моя пища. Также и вечером уделяю думам своим час-два. И никогда сердце не остаётся без ответа. Сердце живёт своей внутренней жизнью, насыщаясь и питаясь по нитям любви. Раньше я никогда не думал о том, какая это сила любовь и о том, что это путь кратчайший к В[еликому] Сердцу. И как всё просто. Любите, остальное приложится вам. Поэтому и люблю мою Единственную и Неповторяемую, и хочу Ей быть ближе близкого. Эти чувства и мысли помогают смотреть в будущее. Ими живу» (февраль 1954 г.).

Почти каждый раз, когда Борис Николаевич пишет о своей работе над Записями, он просит отзыва Елены Ивановны и подчёркивает, что она единственная, кто знает и понимает: «…Мне очень важно иметь утверждение в правильности осознанного. Это мне даёт силу и уверенность для нового» (26.05.1953 г.) «А мыслями так бы хотелось поделиться с моей Единственной, Любимой и Неповторяемой. Лишь Она одна поймёт и оценит, и скажет своё нужное слово. Ведь, кроме Неё, не к кому больше и обратиться» (15.05.1954 г.) «Хотел бы побыть с Вами и обо всём поговорить, ибо нужно подтверждение того, что мысли не являются отсебятиной. Так бы хотелось спросить В[лады]ку об этом. Родная, любимая, спросите. Ибо велик труд затрачиваемый. Знаю, Вы уже об этом писали и говорили, но от времени до времени нужно утверждение» (15.11.1954 г.). «…Никогда, никогда не утомлюсь слышанием о том, что любите, хотя бы повторяли Вы тысячу раз. Так же и с утверждением меня в мыслях моих от В[лады]ки. И я сам поражаюсь порой их глубине, неожиданности, их обилию и своеобразию, ибо нет им конца. Но всё же Ваше утверждение нужно, и Вы единственная на всей земле, кто может это сделать» (12.01.1955 г.).

Как известно, письма Елены Ивановны содержат неоднократные подтверждения дара Бориса Николаевича и укрепление его на избранном пути (28.12.1954 г., [3 февраля 1955 г.]). Благодаря такой духовной поддержке, он продолжал каждодневную работу над Записями. К октябрю 1955 г., то есть к моменту ухода из земной жизни Елены Ивановны, уже было составлено 8 томов Записей, как они представлены сейчас в современном издании. В марте 1955 г. Борис Николаевич отмечал: «Мысли новые всё время наполняют сознание, и только удивляешься их постоянной новизне и своеобразию. Неужели всё это будет когда-то нужно? Сохраню всё. Вы меня трижды утверждали в правильности моих осознаний, и это придаёт уверенности» (30.03.1955 г.).

Если обратиться к содержанию фрагментов Записей, которые Борис Николаевич посылал в Калимпонг, то мы обнаружим, что бо́льшая их часть посвящена… Елене Ивановне Рерих. Это совершенно неслучайно. Глубокое духовное родство, безграничное доверие и подлинная любовь, которые почувствовал Борис Николаевич к Елене Ивановне после первого же её письма в 1936 г., удивительны и похожи на чудо. Учение Живой Этики, утверждающее закон перевоплощения и множественность наших земных и надземных существований, говорит о многих встречах духовно близких людей в разных жизнях. И такие бывшие встречи явно чувствовал Борис Николаевич, писал о них, а после получил подтверждение от Духовного Учителя и от Елены Ивановны.

Подъём творческого вдохновения, нарастание объёма Записей способствовали тонкому созвучию и сердечному прочувствованию Облика Духовного Учителя и самих Рерихов. Борис Николаевич отмечал: «И чем ближе становится мне В[еликий] Вл[адыка], тем ближе становитесь Вы и растёт облик нашего Любимого [Н.К. Рериха]» (29.06.1950 г.). В октябрьском письме 1950 г. Борис Николаевич уже определённо пишет: «Чем объяснить (сказать не сумею), но я знаю, я чувствую в Вас эту непреходящую совершенную красоту, которую можно созерцать и преклоняться перед которой можно в благоговейном священном восторге. Помните, В[еликий] Вл[адыка] Сказал, что в образе Суламифи явлен символ нечеловеческой красоты и правды¹⁶, и вот, сквозь цепи столетий, мне чудится прекрасное лицо, непреходящее веками, такое далёкое и такое близкое. Мама! Родная моя, единственная моя, если бы я мог, какую величественную поэму, посвященную Вам, написал бы я, чтобы запечатлеть то, чем переполнена чаша…» И здесь же добавляет: «Хочу в будущем написать жизнеописание Матери и трудов ея» (15.10.1950 г.).

Стремление к написанию книги о Матери Борис Николаевич повторял в письмах много раз. «Хочу написать жизнеописание Матери, очень хочу и давно, уже давно задумал. Очень хочу и давно уже это задумал. И большое. И прошу, очень прошу откладывать для меня отдельно всё, что для этого может понадобиться. Этой возможности прошу меня не лишать» (07.10.1952 г.).

В ноябре 1952 г. он принимает для себя создание книги о Матери как цель жизни: «И также дана была сегодня мне цель моей жизни, которая заключается в том, чтобы, будучи близким к Матери, после Ея ухода, дать людям и объяснить и значение, и смысл Ея жизни, и того, что Она дала и вообще Её явление. Конечно, не в таких простых словах, как передаю, было очувствовано, но что же делать, всего не напишешь, нет места» (30.11.1952 г.). «Знаю и то, что сыну быть её жизнеописателем, и утвердителем для грядущих веков». (11.10.1953 г.). «…О жизнеописании Матери Вам писал уже давно и хотелось бы в этом деле принять полное и исключительное участие. Конечно, подобное желание граничит с дерзостью, а может быть с дерзанием. Но не мне решать» (15.02.1954 г.).

В письме от 25.05.1955 г. он пламенно писал: «Много думаю о Матери, и хотелось бы время после Её ухода посвятить тому, чтобы были оценены самоотверженность и значение Её жизни во всей глубине и аспекте будущего. Кто же объяснит и возвеличит. Хотелось бы взять на себя это. Хочу! Этого моя душа хочет. Сердце, горящее любовью, хочется в это вложить. Она так мне близка, и это поможет не исказить Её Лик».

Желание это было поддержано Духовным Учителем. И многие страницы Записей наполнились мыслями о той, кого Учитель назвал Матерью Агни Йоги. Были освещены различные аспекты не только земной, но и духовно-космической деятельности Елены Ивановны. Фрагменты из многих этих параграфов Борис Николаевич посылал в Калимпонг. Елена Ивановна трогательно отвечала: «Спасибо, родной, за переданное мне “Сообщение”. Яро ношу его в сердце. Конечно, только очень близкий Дух мог это уловить. Свидетельство Ваше будет очень нужно, но, конечно, для далёкого будущего, когда будет понято Космическое Право во всей его красоте» (18.09.1953 г.). «Сердце моё принимает и хранит присланные Вами страницы. Они войдут в книгу о Матери – так Сказано» (24.01.1954 г.). Одновременно она просила не возвеличивать её слишком, не ставить на недосягаемую высоту, никому не нужную и только отдаляющую от жизни. Она подчеркивала, что во всём, и особенно в людях, любит именно простоту, чистоту и сердечность, а напыщенность и важность ей нестерпимы. В это же время Борис Николаевич записывает замечательные строки о тайне простоты, о том, что это качество свидетельствует о длительности усилий и синтетичности мышления человека, о его близости к Духовному Миру.

Борис Николаевич находил верные и убедительные слова о том, что самому человеку, идущему по духовному пути, не суждено видеть собственный свет. Но окружающие его люди, тем более любящими глазами, могут его увидеть. И потому получают право описать этот свет. «Без Вас не мыслю ни жизни, ни работы, ни своего продвижения. Не отделяю Вас от В[еликого] Вл[адыки]. Вы и Он в моём сознании одно нераздельное целое. Потому увидеть Вас и быть с Вами для меня значит нечто гораздо большее, чем Вы думаете. Вы так привыкли к себе, и считаете всё в себе таким, каким оно должно быть. Но со стороны, да ещё любящего сердца, куда виднее, и потому я хочу и буду видеть в Вас то, что вижу, и то, о чём Сказал мне В[еликий] Вл[адыка]. И как Вы можете судить о себе, когда “не виден свет несущему его”¹⁷. Но я его вижу и буду говорить о нём, когда придёт моё время и буду говорить так, как о моей единственной и любимой ещё никто никогда не говорил. Потому и хочу быть к ней ближе, как можно ближе... О жизнеописании Матери уже говорил. Сказанное выполню. И найду слова» ([28-29 марта 1953 г.]).

Действительно, много параграфов в «Гранях Агни Йоги» посвящено подвижнической жизни и значимости духовно-йогического опыта Елены Ивановны. Если все эти параграфы соединить вместе, то они и составят большое «Жизнеописание Матери Агни Йоги», причем, такое, какое никто, кроме ближайшего духовного сына, не может написать и засвидетельствовать…

Мы знакомы прежде всего с плодами многообразного творчества Бориса Николаевича – Записями в 25 томах «Граней Агни Йоги», стихотворениями, рассказами, акварелями и графикой, музыкальными произведениями. На личном примере своей жизни он показал, как разнообразно может и должен развиваться человек, сколь велики и прекрасны возможности, заложенные в каждом из нас от природы. Но с внутренним обликом Бориса Николаевича, его исканиями, переживаниями и реакциями на каждодневный опыт жизни нас могут познакомить именно его письма.

В письмах к Елене Ивановне Рерих предстаёт живой, подлинный образ Бориса Николаевича, искреннего, преданного и устремлённого человека. Здесь звучат самые тонкие струны его сердца, любящего глубоко и самозабвенно, исполненного то радостью, то тоской по будущей заветной встрече. В этих письмах запечатлён новый этап развития способности надземного восприятия и ведения Борисом Николаевичем уникальных Записей, осветивших для нас большую палитру нравственно-философских, мировоззренческих вопросов. Импульс к самому широкому творчеству, данный и утверждённый Николаем Константиновичем и Еленой Ивановной, и бесконечное доверие Бориса Николаевича, воспринявшего зов своих Духовных Учителей, преобразили всю его жизнь, превратив её в самоотверженный подвиг. А сам Борис Николаевич, несмотря на суровые условия повседневности, называл новый этап своей жизни просто — прекрасной «сказкой».

Доклад прозвучал на XXIV Абрамовских чтениях 2020 года в г. Венёве Тульской области.

________________

¹ Первая полная публикация: Рерих Е.И. Письма. В 9 тт. Т. 4-9. М.: Международный Центр Рерихов, 2002-2009.

² Книги были переданы в музеи М.П. Чистяковой, а ею получены от Ольги Ивановны Тананаевой, которая была одной из учениц Б.А. Смирнова-Русецкого, близкого друга семьи Б.Н. и Н.И. Абрамовых.

³ Здесь и далее квадратные скобки в цитатах – авт. Н.Б.

⁴ Борис Константинович Рерих (1885-1945), младший брат Н.К. Рериха, архитектор-художник, педагог. Он с семьей жил в СССР.

⁵ Имеется в виду наступившая эпоха Водолея (Аквариуса).

⁶ Перевод был начат еще до Второй мировой войны. См. письмо Е.И. Рерих от 21.12.1952 г.

⁷ Абрамов Б.Н. Устремлённое сердце: Сборник. Новосибирск: ИЦ Россазия СибРО, 2012.

⁸ Б.Н. Абрамов о картине «Сам Вышел»: «Это моя любимая картина» (12.09.1952).

⁹ Ольга Стефановна Кулинич (в замуж. Коренева, ок. 1921-2011). Она в 16 лет (более 10 лет назад) осталась без матери.

¹⁰ Наталия Дмитриевна Спирина (1911-2004).

¹¹ Ольга Адриановна Копецкая (урожд. Бузанова, 1924-1999).

¹² О Н.Д. Спириной из писем Б.Н. Абрамова: «Ната уже может отметить девятилетие Учения. Недавно писала одну вещь и говорит: знаете, мне сейчас так легко писать, тысячи мыслей слетаются ко мне, как мошки на огонь, еле успеваю их осознавать, и мысли-то интересные». Много бы ещё мог Вам рассказать, да вот места не хватает, мало» (25.12.1950 г.).

«Ваши слова о Нате подтверждаются: её чуткость увеличивается явно» (28.07.1953 г.).

«Ната после последних слов, которые были написаны о ней Матерью, яро подтвердила Сказанное, и я был очень доволен очередным проявлением её углубившейся чуткости и утончённости. Луч чувствуется уже явно в углублённости, разнообразии и своеобразии её творчества». (26.09.1953 г.).

¹³ О накале своей духовной жизни Б.Н. Абрамов ярко пишет в январском письме 1951 г. «Вот Вы писали о творческих порывах (4/ХII), о восторгах, о Словах – и всё, что Вы тогда написали, помните?, всё это стало яркой, ощутимой явью, и если бы я стал делиться с Вами всем тем, что имею теперь и что говорит Вл[адыка], то и десяти страниц не хватило бы, и если пишу обычно, то что же делать, если необычность эта вошла в сердце как действительность жизни. Усильте десятикратно те чувствования и переживания моего сердца, о которых писал это время, и вот тогда будете иметь представление о моей теперешней душевной жизни».

¹⁴ Мы можем, выделить как минимум два предшествующих этапа в развитии способности Б.Н. Абрамова к ведению Записей. Начало одного из них отмечает сам Великий Учитель и относит его к 1940 г.: «Ведь несколько лет потребовалось на то, чтобы от отдельных слов и фраз перейти к Записям стройным и длинным, размеры которых все время увеличиваются. Ведь прошло четырнадцать лет с первой Записи, когда Сказал: «А ты следи за собой. Хочу больше работать вместе, если очистится сознание». Сколько трудов и усилий было приложено к тому, чтобы сотрудничество состоялось» (Грани Агни Йоги. 1954 г. 189; курсив – Н.Б.).

В этой же цитате останавливает внимание фраза: «Хочу больше работать вместе…» Следовательно, начальный этап сотрудничества сложился ранее. Первые Записи Б.Н. Абрамов посылал Е.И. Рерих, вероятно, еще до января 1940 г. Это подтверждает письмо Е.И. Рерих к Е.П. Инге от 12 января 1940 г., где она пишет: «Очень прошу Вас, дорогая Е.П., передать Б.Н., чтобы он продолжал записывать все свои духовные переживания и всякие ощущения в связи с событиями. Также, если услышанное им внутренним или духовным ухом отвечает добру, пусть доверяет, ибо добро есть единое мерило во всём. Очень люблю его письма и жалею, что столько затруднений с почтовыми сообщениями». Н.Д. Спирина также пишет в воспоминаниях: «Борис Николаевич начал записывать с 1930-х годов» («“Квадратный стол” после торжественного собрания, посвящённого Дню Культуры, 9 октября 1994 г.» ПСТ т. 5.). Значит, начальный этап развития духовной способности Б.Н. Абрамова можно отнести к 1930-м годам.

¹⁵ См.: Грани Агни Йоги. 1953 г. 520. (Окт. 22) и Письмо Е.И. Рерих от 17.11.1953 г.

¹⁶ См.: Учение Живой Этики. Листы Сада Мории. Зов. 23.09.1922. Из «Книги о Жертве»:

Когда Соломон искал власть Красоты,

Когда символом Суламифи был показан

Символ нечеловеческой Правды,

Он всё же остался царем

И донёс свою жертву.

¹⁷ Впервые в «Гранях Агни Йоги». 1951 г. 357. См. также: 1952 г. 618.